Василий был хороший организатор, и он всё это устраивал. Не зря ведь, когда его не стало в той структуре, штаб сильно изменили, парадов не стало. После него кто бы это делал? Тут помимо организаторских способностей смелость необходима, нужно не бояться брать на себя ответственность, идти на риск. Для всего этого нужно день и ночь готовиться, проводить бесконечные тренировки, делать сложные штурманские расчёты. Нужно налаживать связку «земля — борт самолёта». Он создал отличный узел связи, куда брал не именитых людей, по блату, так сказать. Он, поверив в человека, увидев его способности, мог поручить ему важный участок. Но при этом говорил: «Я тебе доверяю, ты мне обещал, а обмана я не терплю». И люди оправдывали его доверие. Потом, когда его уже не было, старые лётчики, командиры рассказывали, что когда вопрос какой-то возникал, то между собой говорили: «Давай, как при Василии Иосифовиче, как он делал».
Е. Г.: Бывал у Вас на даче в Жуковке?
А. С.:Да-а! Бывал, конечно! Дача эта у нас с 1937 года, он приезжал сюда. Первый вопрос его неизменно, когда он приезжал: «Что надо делать?» Работать! Сразу работать! Ещё когда мы жили в Усове, лет по 10–12 нам с ним было, когда Василий появлялся, его первый вопрос: «А что сегодня нужно делать? »
Василий всегда много работал. Да, он выпивал. Но было это не всегда, а под конец: он стал понимать свою судьбу. Он уже знал и не сомневался: как только не станет отца, его самого разорвут на части, и сделают это те немногие, кто сейчас руки лижет и ему, и отцу. Потому он так любил собаку: «Не обманет, не изменит». Потому и пил. Некоторые люди, узнав, что дни сочтены — смертельное заболевание или ещё что-то, ожесточаются, становятся мстительными. А у него, с одной стороны, его мягкость в отношении кого-то сохранилась, но появились жесткость, надрыв, и они давали себя знать в повседневной жизни. Да, он мог быть грубым, но это было не органично для него. Он просто срывался, стал вспыльчив, но не мстителен, подлости в его характере не было никогда.
Как-то сидели с ним, выпили. Он ещё наливает. Говорю ему: «Вася, хватит». Он отвечает: «А что мне? У меня только два выхода: пуля или стакан. Ведь я жив, пока мой отец жив. А отец глаза закроет, меня Берия на другой день на части порвет, а Хрущёв с Маленковым ему помогут, и Булганин туда же. Такого свидетеля они терпеть не будут. А ты знаешь, каково жить под топором? Какая будет неприятность для отца, если застрелюсь. А тут я переверну — и всё. Вот так и ухожу от этих мыслей».
Перед полётами он никогда не пил, исключено. Никогда! Никто не выпустит в полёт. Лётные дни — два в неделю в лётной истребительной части. Один день резервный. Для лётчиков в полку обязательный налёт — 100 часов в год, иначе теряется квалификация. У Василия налёт был большой. Он летал больше, используя свои возможности. Трудно найти человека, который летал бы на таком количестве разных типов самолётов. Жена говорила: «Раз он не пьёт, значит, завтра у него полёты». Для него работа была на первом месте.
И верно он предчувствовал: отец умер в марте, а в апреле он был арестован. 32 года ему тогда было. Поначалу Василия поместили в госпиталь, к нему можно было пройти, а он не мог выйти. Потом его осудили по двум статьям. 5810 — «Антисоветская агитация»: отзывался плохо о Берии, Хрущёве — вот и антисоветская агитация. Судили и по статье 19317 за злоупотребление служебным положением, финансовые нарушения. В чем было злоупотребление? Он сделал из неиспользуемых ангаров на центральном московском аэродроме манеж и конюшню. Создал конноспортивную команду, которая после его ареста стала союзной командой. Он создал и другие спортивные команды ВВС, потом они стали командами СССР.
Затем он строил летний каток и бассейн. У нас в стране не было олимпийского 50-метрового бассейна. Он начал его строить. Ведь олимпийские игры 1980 года проводили в бассейне, который Василий построил. А его за это осудили! Его обвинили в финансовых нарушениях. Но что такое строить в Москве? Уровень согласования должен быть не ниже первого заместителя председателя Совета Министров СССР. И деньги он сам не печатал. Кто-то их ему давал, подписывал документы, ему выделили площадь под строительство. Подписей его на финансовых документах нет, он не уполномочен был эти вопросы решать. Но во всем обвинили его. Он много знал и был честным человеком — за это и судили.
В адрес Булганина как-то сказал в сердцах: «Да убить за такое мало!» Так его обвинили в покушении или заговоре с целью убийства. А обвинили фактически потому, что он кое о ком не слишком лестно отзывался, зная мнение своего отца об этих людях.
Читать дальше