Начало гражданской войны.

«Хотя в официальных кругах, — говорит в другом месте Деникин, — и упоминался часто термин «верные правительству войска», но это была лишь фраза без содержания, ибо в войсках создалось если не враждебное, то во всяком случае недоброжелательное отношение к многостепенной кубанской власти».

Это враждебное настроение крестьян и рабочих заставило белогвардейских генералов сохранять за их армиями их классовый буржуазно-кулацкий характер, хотя они прекрасно понимали бессилие таких армий. В Сибири попробовали расширить основу армии, пополнив ее при помощи набора, но результаты получились печальные с самого начала. Вот что пишет Будберг в своем дневнике:

«Приехавшие с запада говорят, что для развертывания Сибирской армии произвели очередной призыв и набрали новобранцев. Но офицеры их опасаются больше, чем красноармейцев. Рассказывают, что в Томске и других городах офицеры собираются на ночь в отдельную казарму и что оружие и пулеметы охраняются офицерским караулом».

«Симпатии населения не на их стороне, а на сочувствии немногочисленной н редкой городской буржуазии далеко не уедешь», — подтверждает неоднократно тот же Будберг.

Белогвардейские правительства и армии страдали не только от слабости их вооруженной силы, но и от отсутствия денежных средств. Буржуазия энергично толкала на борьбу офицерство, интеллигенцию и молодежь, но не хотела не только вести борьбу своими руками; она не хотела даже уделить на нее часть своих богатств. «Вскоре получено было первое доброхотное пожертвование на Алексеевскую организацию — 400 рублей, — пишет Деникин. — Это все, что в ноябре месяце уделило русское общество своим защитникам». «Денежная Москва, — пишет Деникин в другом месте, — ограничилась горячим сочувствием и обещанием отдать все на спасение родины. Все выразилось в сумме около 800 тыс. рублей [7] Не нужно упускать из виду, что курс денег в то время уже сильно упал. , присланных в два приема. Дальше этого Москва не пошла». Ту же скаредность буржуазии, мечтавшей вернуть свои права и привилегии без всяких расходов, подтверждает и лейтенант NN: «Отсутствие опыта в подпольной работе, — пишет он, — осложнялось природной мягкотелостью и скупостью буржуазии, не отдававшей себе отчета в происходящем и упорно цеплявшейся за остатки своего имущества и капитала» [8] Об этой скаредности буржуазии говорит и Гоппер. .

Ту же скаредность буржуазии подтверждает и Р. Гуль. Когда по окончании «Ледяного похода» участники его вернулись в Ростов, там «был пущен лист сбора пожертвований в пользу «героев». От ростовского купечества собрано было… 470 рублей, а раненых прибыло всего тысячи две».

Генералу Краснову очень хотелось, чтобы возглавляемая им контр-революция имела вид всенародной власти, объединяющей все классы, все партии. «Круг спасения Дона, — говорит он, — не имел политической физиономии, и потому в нем не было и не могло быть политической борьбы».

Но действительность совершенно не соответствовала этому утверждению. «Он (Круг), — по словам того же Краснова, — торопился восстановить порядок и не боялся упреков в стремлении вернуться, к старому режиму». Круг торопился восстановить все нарушенные не только Октябрьской, но даже и Февральской революциями права капиталистов и помещиков. Ст. 20 созданных Кругом законов устанавливала священное для буржуазии право неприкосновенности собственности. Ст. 26 объявляла, что все декреты и иные законы, разновременно издававшиеся как Временным Правительством, так и советом народных комиссаров [9] Характерно между прочим, что Краснов «Временное Правительство» пишет с заглавной буквы, а «совет народных комиссаров» с маленькой. , отменяются». «Этими законами, — поясняет Краснов, — отменялось все то, что громко именовалось завоеваниями революции или ее углублением… Атаман счел необходимым вернуться к исходному положению — до революции».

Почувствовав себя господами положения, хотя бы на короткое время, Краснов и другие генералы не постеснялись открыто показать свое лицо царских генералов. «Слово «царь» было все еще жупелом для многих людей из серой части Круга, — признается Краснов. — С именем царя неразрывно связывали представление о суровом взимании податей, о продаже за долги государству последней коровенки, о засилии помещиков и капиталистов, о белопогонных офицерах и об офицерской палке. Царь и монархия противополагались понятию «свобода». Между тем, атаман служил торжественную панихиду по убитом большевиками царе и отдал об этом приказ; официозная газета «Донской Край» редактировалась Родионовым, считавшимся ярым монархистом, и в ней помещались статьи, говорившие благожелательно о восстановлении монархии в России».