Николай Николаев - Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

В той же части Баварии генерал Рейнхард Гелен также жег документы. Однако он сохранил досье немецкой разведки, посвященные Советскому Союзу, которые впоследствии продал американцам за нечто большее, чем просто деньги.

Призрак Гитлера не посчитал бы сложившуюся ситуацию совершенно безнадежной. Все его мысли и идеи были сохранены в многотомных записях, хранимых Мартином Борманом, а последний вождь гитлерюгенда — Артур Аксман — мог стать вождем новой эпохи. Он также бежал из Берлина и двигался к горному убежищу. Личный помощник Гитлера, полковник СС Вильгельм Цандер, унес с собой из партийной канцелярии полный чемодан документов, который он спрятал в озере в шестидесяти километрах южнее Мюнхена, где-то поблизости от Берхтесгадена.

На другом конце Германии, далеко на севере, рядом с самыми большими верфями подводных лодок, летчик-испытатель Ханна Райч предстала перед озадаченным гросс-адмиралом Карлом Деницем. Он ничего не мог понять в запутанных телеграммах от Бормана, но доклад Райч кое-что прояснил. Борман до самого конца действовал как прирожденный заговорщик: задерживал отправку сообщений, искажал содержание сигналов бедствия, получаемых от Геринга из Альпийской крепости, и продолжал делать вид и поступать, будто у нацистского правительства, возглавленного им, было какое-то будущее. Он уничтожил двух последних соперников, Гиммлера и Геринга, занимаясь при этом приготовлениями к самоубийству Гитлера.

Фюрер приказал Ханне Райч проследить за тем, чтобы его «наследником не стал предатель», а под «предателем» он подразумевал Гиммлера. Она вылетела из Берлина под обстрелом русских на маленьком учебном самолете Ара-До-96.

Покинув командный пункт Деница, она ворвалась в кабинет Гиммлера и решительно потребовала ответить, вступал ли он в контакт с противником, делая предложения о мире без ведома Гитлера. Гиммлер признался в этом. Ханна Райч воскликнула: «Вы предали своего фюрера и свой народ в самое трудное время! Какая низкая измена, господин рейхсфюрер!»

Как следует из мемуаров Райч, ее самым ярким воспоминанием стала встреча в бункере с Борманом, выводящим записи «в одной из своих бесконечных записных книжек и на кусочках картона», будто бы увековечивая события для потомства. Она думала, что Борман собирается бежать для того, чтобы его бумаги смогли занять свое место «среди величайших глав немецкой истории». Ханна Райч рассказала также о своей авиационной карьере и допросах, которым она подвергалась со стороны союзнических следователей.

По гамбургским улочками бродил бывший министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, все еще бредивший манией величия. Он называл себя «райзером» («путешественником»), носил темные очки, черную шляпу и черный костюм в полоску. Теперь он пытался найти работу по своей бывшей специальности — устроиться торговцем вина. В кармане у него лежало письмо Уинстону Черчиллю, часть которого достойна того, чтобы процитировать ее как яркое свидетельство о тех заискивавших и наполненных страхом людях.

Риббентроп никогда не скрывал своей ненависти к Великобритании, но на этот раз на своем отвратительном английском писал следующее: «Предоставляю себя в распоряжение британского главнокомандующего… Не знаю, действует ли древний и благородный британский обычай честной игры в отношении поверженного врага. Я также не знаю, захотите ли вы выслушать политические признания покойника».

Он предлагал передать последнее послание фюрера, беспечно упуская из виду тот факт, что оно предназначалось Мартину Борману. Риббентроп искал встречи с Черчиллем, чтобы передать послание, с которым якобы он был ознакомлен «лично в устной форме». Ему также не терпелось присоединиться к боевым действиям в Берлине, но фюрер ему запретил, приказав ждать дальнейших указаний в безопасном месте. Так он и сделал, и теперь жаждал подробно обсудить вопрос наследования власти. «Несмотря ни на что политическое кредо фюрера до последнего часа характеризовалось разочарованием и горечью, вызванными постоянным отклонением британской стороной немецких предложений об англо-немецком сотрудничестве», а ведь фюрер всегда считал Англию своим вторым домом. Когда же Германия побеждала в войне, фюрер и он сам никогда не хотели нанести урон английскому престижу и чести. Риббентроп постоянно подчеркивал одну и ту же мысль, которая потом долго озадачивала союзников: он не имел никакого понятия о том, что творилось в концентрационных лагерях. До него однажды дошли слухи о плохом обращении с евреями, и он тут же направился к Гитлеру, призывая его «немедленно принять меры. Фюрер ознакомился с докладом… и ясно дал мне понять, что этим занимаются подчиненные низшего ранга».