Иван Прачик - Фронтовое небо

Помню, разведчик устанавливался на середине ангара. По его продольной оси, сзади хвостового оперения, приседал Янченко и подавал команды: какие ленты-расчалки несущих плоскостей подтянуть, какие ослабить. Неудивительно, что после такой регулировки порой все приходилось начинать заново. Да по нескольку-то раз! Можно себе представить и риск летчика в таком "пробном" полете. Гораздо позднее, когда появился нивелир, метод регулировки самолета на глазок отжил.

Признаться, немало огорчений мне доставлял мой рост: он постоянно как бы напоминал мне, что 162 сантиметра все-таки маловато для начала технического прогресса. Поясню эту грустную мысль на горестном случае, который однажды произошел со мной во время полетов.

Для запуска мотора на самолете мы проворачивали воздушный винт, ставя одну из его лопастей в такт сжатия ("мертвая точка"). Затем по команде летчика "Контакт!" резким движением руки дергали винт, а мне, чтобы достать его лопасть, всякий раз приходилось для этого подпрыгивать.

Так, во время одного из запусков я сделал все необходимое, но сидящий в кабине Р-1 пилот раньше срока включил зажигание, и... лопастью винта мне тотчас перебило руку выше локтя. С закрытым переломом я оказался в госпитале. Двух месяцев лечения оказалось мало, чтобы встать в строй, тогда меня перевели в 73-й истребительный авиаотряд, где я работал инструктором политотдела по комсомолу. Когда рука полностью окрепла, я в этом же отряде приступил к обслуживанию истребителя И-5.

Эта машина была создана в 1930 году конструкторами Д. П. Григоровичем и Н. Н. Поликарповым. С двигателем воздушного охлаждения скорость самолет развивал до 280 километров в час. Высокоманевренный, обладавший не только большой по тем временам скоростью, но и хорошей скороподъемностью, по своим летно-тактическим данным наш истребитель намного превосходил истребители зарубежных фирм, такие, например, как "фоккер". Он, к слову, до конца двадцать девятого года был на вооружении нашего отряда, и я могу сравнить обе эти машины: сравнение не в пользу "фоккера".

Несложная, но надежная конструкция И-5, простота в эксплуатации, более низкая посадка винта (чтобы иметь "контакт" с винтом, мне уже не приходилось, как бывало раньше, подпрыгивать) - все это создавало устойчивость машине на взлете, посадке. А сослуживцы шутили: "Наступает эпоха Ивана..." В чем-то они, пожалуй, были близки к истине.

В августе 1932 года меня направили на курсы младших авиаинженеров. И снова Ленинград. Здесь, проучившись год, я получил диплом младшего инженера по эксплуатации авиационной техники ВВС и распределен в 142-ю бригаду, которая базировалась в Бобруйске.

Не знал я тогда, что там, на берегах скромной Березины, обрету все то, чем жив и по-настоящему счастлив человек.

За Пиренеями

Из окна международного вагона. У военно-воздушного атташе в Париже. Инженер Лопес-Смит. "Авиадорес руссос". Атакует Сергей Грицевец. Командующий авиацией Республики. "Вива Русия!"

...Мысленно я уже был там, в овеянной романтикой, борющейся, неведомой мне Испании. А мимо окон международного вагона еще летели бедные лачуги крестьян, жалкие полоски нарезанной земли Польши. Они уносились назад, к хвосту поезда, словно желая спрятаться подальше от глаз постороннего.

Но вот в мое купе вошел польский аристократ со своей спутницей. С первых минут стало не по себе - тошно от высокомерия, чванливой манерности. Я знаю многие славянские языки. Знаком и с польским, еще с детства, и потому хорошо понимаю, о чем они ведут беседу. Женщина говорит, что в нынешнем сезоне модно искрящееся платье, что она, слава святой Марии, имеет их дюжину. Мужчина приторно-вежливо поддакивает, соглашается, будто между прочим.

А во время остановок скромно одетые крестьянки торопливо пробегают по перрону, предлагая редким пассажирам немудреную еду - этим спешить надо, их кормит не родословная...

Показался Берлин. Здесь моя пересадка на поезд, идущий до французской столицы. После педантичного досмотра, как и на границе с Польшей, я нанял такси и поехал посмотреть на город. Запомнилось, как по улицам мрачного, серовато-пепельного Берлина маршировали парни, во все горло распевая воинственные марши. Здесь даже дети придерживались муштры - ходили строем, чеканили шаг, не уступая в дисциплине взрослым.

Из окна вагона - предместья Берлина: красивые аккуратные клумбы с цветами, ухоженные поля, опрятные домики под черепичной крышей. Все в безукоризненном порядке, чистоте - идиллия, и только. Даже не верилось, что в каких-то пятнадцати - двадцати километрах отсюда - мрачный город, по которому маршируют фанатичные молодчики и клянутся кому-то в верности. Кому, зачем - толпа эта и сама толком не знала...