Том Бауэр - Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

— Две «феррари», вот эта «мазерати» и «лянча» — теперь мои, — гордо указал Экклстоун на фотографию, где старые машины проносились мимо давным-давно разрушенных зданий.

Экклстоун всегда с тоской вспоминал «те времена» и свою коллекцию из восьмидесяти винтажных болидов «Формулы-1», выставленную, словно в музее, в одном из ангаров Биггин-Хилла.

«Фалькон» шёл на снижение над устьем Темзы, направляясь к своему персональному аэродрому, а Экклстоун смотрел на Дартфорд.

— С тех пор как уехал, ни разу туда не возвращался, — заметил он. — Незачем. — Он чуть помедлил и ещё ближе придвинулся к иллюминатору. — Вот это был мой дом. И тот тоже…

Он замолчал. Немногие живые свидетели того, как начинался путь Экклстоуна к вершине, теперь вполголоса поминают жертв его блестящей карьеры.

— Я не ангел, — признаёт Берни.

Время сгладило острые грани, однако стальной сердечник никуда не делся.

Направляясь из аэропорта Биггин-Хилл домой, в Найтсбридж, Экклстоун задумался уже о следующем, стамбульском, этапе. Он вдруг понял, что моторхоум придётся везти из Монако через всё Средиземное море.

— Пустые траты, — спокойно заметил Берни.

На заднем сиденье джипа расположился Паскуале Латтунедду — уроженец Сардинии, которого нашла для Берни его бывшая жена Славица. Он в мгновение ока связался с австрийцем Карлхайнцем Циммерманом — «хозяином» моторхоума.

— Автобус должны доставить из Италии в Стамбул, — объяснил Циммерман.

— Мистер Э. передумал, — сказал Латтунедду.

Берни Экклстоун с самого рождения умел считать деньги.

Родители Берни Экклстоуна никогда ничего не праздновали. На Рождество они не дарили подарков, не собирались за столом всей семьёй, а Берта Экклстоун ни разу не устраивала торжества в день рождения сына. Всё изменилось, когда семья перебралась на юго-восток Лондона и ему исполнилось восемь. 28 октября 1938 года сестра матери тётя Мэй испекла торт, приготовила сандвичи и позвала в гости соседей. Ошарашенный Бернард убежал и бродил по Дартфорду до темноты.

«Они из-за меня беспокоились», — понял он, когда всё же вернулся домой.

За прошедшие с того момента 72 года азартные игры, сделки и схватки принесли ему не меньше 4 миллиардов фунтов, но Бернард Чарльз Экклстоун никогда не отмечал свои жизненные вехи и достижения.

Собираясь субботним утром за чашечкой кофе в «Фортнум-энд-Мэйсон» на Пиккадилли, его давнишние дартфордские друзья: букмекер, портной, тренер скаковых лошадей и девелопер (всем уже хорошо за семьдесят) — часто обсуждали, был ли их товарищ по-настоящему счастлив. Забыв про самолёты, роскошную яхту, особняки в Челси и по всей Европе и миллиарды в банке, они ловили хоть какие-то проявления чувств в колючем говорке своего приятеля, похожего на ёжика с седой чёлкой и в тёмных очках. Все соглашались, что Берни не забыл свои корни — однако про счастье никогда не упоминал.

Он появился на свет 28 октября 1930 года в саффолкской деревушке Сент-Питер и привыкал к тяготам с самого рождения. Сидни Экклстоун, низенький и скромный двадцатисемилетний рыбак, ходил в Северное море за селёдкой и макрелью на ветхом траулере «Элнет» из Лоустофта, зарабатывая сущие гроши. Домом заправляла его двадцатитрёхлетняя жена Берта, которой помогала живущая по соседству мать Роуз Вестли. Супруга требовала, чтобы в день получки Сидни приносил ей всё до последнего пенни. В «Хок-хаусе» — так назывался их дом — не было ни туалета, ни водопровода, зато в его прочных стенах царила строжайшая дисциплина в вопросах финансов, чистоплотности и морали. Для жителей деревушек в окрестностях Южного Элмхема, соединённых лишь узкими просёлками, бегущими по пшеничным полям Саффолка, изоляция была в порядке вещей. Ещё в 1928 году буря выбросила «Элнет» на берег, и больше ничего интересного не случалось до самого рождения Бернарда. С тех пор Сидни мечтал оставить тяжкое ремесло моряка.

На рубеже веков семья Сидни Экклстоуна уехала из Кента, надеясь найти работу в зарождающейся типографской индустрии Нориджа, однако Сидни, вечно начищавшему туфли до блеска, недоставало уверенности в себе, и квалифицированный труд ему не давался. В какой-то момент Берту вдруг обеспокоило здоровье сына, и Сидни даже перестал выходить в море, устроившись вместо этого на ферму. Бернарду было два года, когда матери показалось, будто у него что-то со зрением. С ребёнком за спиной она проехала на велосипеде 20 миль до больницы в Норидже и выслушала страшный диагноз. Правый глаз сына почти не видит, и ничего с этим поделать нельзя.