Василий Шульгин - Последний очевидец

Есть еще одна мера, необходимая на оба случая. Необходима тесная дружба со странами хлебородящими. Выяснилось, что при настоящем состоянии колхозов какой-нибудь неурожай нарушает равновесие хлебного баланса. Россия перестала быть автархией, то есть той страной, имеющей все необходимое в своих собственных пределах. Приходится иногда просить хлеба у других держав. При вражде с ними можно нарваться и на отказ со всеми последствиями сего. Эту истину надо бы вырубить на стенах зала, где происходят заседания Центрального Комитета партии:

Мене, текель, фарес… (Взвешено, измерено, сосчитано…)

Если земля примет диктатуру над собой единоличных собственников, то опасных неурожаев, надо думать, не будет. Хлебные запасы могут быть так велики, что выдержат всякие стихийные испытания. Но если бы реформа в этом смысле началась сегодня, то ее благодетельные результаты сказались бы не раньше чем через десять лет.

В течение всего переходного периода, от колхозов к единоличникам, общенародные урожаи не только не пойдут вперед, а резко попятятся назад. Земельный порядок расстраивается быстро, но восстанавливается крайне медленно.

Сейчас не те времена, когда Ленин декретировал нэп. Тогда еще были и старые запасы, и старые навыки. Теперь нет ни тех ни других.

Единоличник, неожиданно наделенный участком в несколько гектаров, просто растеряется и не будет знать, что с ним делать. Лошадей нет, тракторов, приспособленных к малым участкам, тоже нет. А если бы они и были? Нынешнего парня ходить за плугом не заставишь. Советские люди, кроме спортсменов, ходят плохо.

Конечно, мыслимо изобрести плуги, за которыми не ходят, а на которых ездят. Я видел, например, дисковые плуги, влекомые парой лошадей. Пахари сидели на них удобно, но они были хороши только для мелкой вспашки, не глубже трех вершков. Но, может быть, вращающиеся диски можно заменить режущими лемехами? Тогда возможна и глубокая вспашка.

Все же проблема трактора есть серьезный вопрос. Изобретение трактора, пригодного для мелких участков, идет в русле общего движения, то есть стремления заменить механической силой работу мускулов как человека, так и животных. Мотор необходим в мелком хозяйстве, и не только в полеводстве.

Он будет и качать воду из глубоких колодцев, и поднимать ее на вышки, нужные для орошения огородов и садов, а также для водопроводов в домах.

Таким образом, оставив в стороне идеологию, поскольку она имеет тенденцию обращаться в отживающий кумир, нельзя не видеть, что рациональный размер хозяйственных единиц упирается в технику.

Столыпин, следуя европейскому образцу, искал выхода для заблудившегося крестьянского землевладения в мелкой единоличной собственности. К тому времени средний надел на крестьянский двор был около семи гектаров. Семь гектаров на двор, по оценке Ленина, было существование на границе голода. Так было в России у мужиков, зажатых в когтях общины. Не то — в Германии. Немецкий собственник на семи гектарах жил привольно.

Интересен в этом смысле рассказ одного бойца (солдата), побывавшего в Пруссии во время последней войны.

— Пришли мы в одно место, где все цело стоит, только никого не видать. Ну, и понятно: тут одни помещики, видать, жили, нашего брата-мужика совсем тут не было. Так нам показалось. Стали мы ходить, рассматривать: дома хорошие, красивые, и внутри богато. Кругом сады. Только дом от дома не очень далеко стоит. Ну, мы понимаем. Помещики не очень большие тут были, земли маловато. Еще мы походили туда-сюда, и стал кое-кто выходить из тех, что попрятались. Так как мы ничего худого не делали, то они осмелели. Мы их спрашиваем: были среди нас такие, что по-немецки кое-как могли. И что же оказалось? Ни одного помещика тут как есть не было. Это мужики немецкие так жили. И тут у нас, сказать, мозги перевернулись. Значится, нам все врали, что в Германии мужики будто плохо живут.

Кто видел быт немецких и чешских колонистов, например на Волыни, тот знает, что не только в Германии на семи гектарах земли можно хорошо жить. Столыпин, насаждая единоличное мелкое землевладение, базировался и на волынском опыте. Задолго до его реформы, то есть 9 ноября 1906 года, наши волынские крестьяне, подражая немцам и чехам, стали выходить на хутора. И, обжившись, тоже становились вроде маленьких помещиков на участках примерно в семь десятин.

На Волыни не было общины, но было принудительное трехполье (толока), мешавшая переходу к более интенсивному хозяйству. На хуторе землероб становится полным хозяином своей земли, так как и дом его стоит тут же. Это крупное преимущество в сравнении с тем, когда жилище находится в селе. От хаты, в селе находящейся, до нивы — далеко. А это значит, что и вести удобрение на свое поле, и обратно — вести снопы на свой ток для умолота — отнимает очень много сил и времени.