Василий Шульгин - Последний очевидец

Ненастные и холодные, столько раз залитые кровью и слезами, заклейменные столькими стонами и проклятиями, роковые октябрьские дни 1905 года залегли над Россией.

Из тайного, никому не ведомого убежища, приютившегося где-то далеко за пределами несчастной страны, из клубка, куда сходились все нити врагов России и где зарождались и выращивались их злобные козни, по этим нитям, как по стальной проволоке, бежали последние приказания: каждое мгновение быть готовыми поставить на ноги давно заготовленное огромное, страшно разрисованное чучело, которое ужаснет своим видом весь мир и Россию.

И день настал. Великий шантаж начался. Самое замечательное в истории целого мира мошенничество, перед которым совершенно померкли Панама и другие дела, было пущено в ход.

Цель его была — напугать. Убедить всех и все, что вся Россия недовольна, вся объята революционным духом, вся готова восстать и стереть с лица земли старую власть. Это необходимо было сделать, это необходимо было внушить. К сожалению, на самом деле этого не было.

«Вся Россия», устав после войны, подымала на зябь черные влажные поля. Правда, над полями кружились вороны.

Как же быть?

Все средства уже были испробованы. Газетные вопли, солдатские мятежи, крестьянские и рабочие бунты, путешествия к дворцам, студенческие крики и красные флаги — все это было хорошо, все это производило действие, раздражало, беспокоило, пугало, но все это было не то что требовалось, — это не было похоже на «всю Россию».

Как же быть?

И вот чья-то изобретательная голова пошла верным путем.

Она сказала себе: если хотеть сделать что-то «всеобщее» — надо основываться на «всеобщих» чертах.

Тогда она спросила себя: что же есть такое «всеобщее» у всех этих людей, самых разных, и есть ли такие черты?

И рассудок, внимательно подумав, ответил:

— Да, есть… Это — лень и жадность.

Лень и жадность! Да, это так, на этих струнах можно играть от дворцов до хаты. Да, да, надо эксплуатировать лень и жадность!

Как же это сделать? Очень просто. Надо им сказать:

— Не работайте, чтобы вам больше платили.

И так как им и самим не хочется работать, потому что они ленивы, и хочется получать больше, потому что они жадны, — то они и сделают так, если они не будут бояться.

А они не будут бояться, если будут делать одно.

И это именно и нужно — потому что тогда будет все общее.

А уж для чего делается это всеобщее — это нетрудно подметить. Так как они к тому же глупы, как стадо баранов, то можно заставить их кричать, что они это делают во имя «конституции», «республики» или чего бы там ни было, лишь бы они были твердо уверены, что они получат прибавку за свое безделие… Таким образом, натравив их на деньги России жадностью к этим деньгам, будет делаться революция против России…

Итак, за дело: пусть все перестанут работать…

Так родилась идея всеобщей политической забастовки.

И страшное чучело, давно заботливо приготовляемое, в один ненастный, только раз политый кровью и слезами, заклейменный столькими стонами и проклятиями, в один роковой октябрьский день поднялось над Россией, громадное, безобразное, наглое и грубое, и, развернув свои бесконечные крылья, закрыло тусклое серое небо… Сотни тысяч рук поддерживали его снизу, и там, в темноте, сотни тысяч глаз горели жадностью, и столько же уст шептали: «Деньги! Прибавьте нам деньги!..» А на нем, на голове чудовища, уселась кучка юрких людей и искусственным механизмом заставляла его страшно вращать глазами, непрерывно и несмолкаемо изрыгать дикий рев…

И когда этот исступленный крик, заготовленный в недрах чудовища, свирепо разносился по России, сердца этих людей радостно трепетали и замирали, а уста их чуть слышно шептали сквозь стиснутые зубы: «Власти!.. О дайте нам власти!..»

В один из таких дней, когда железнодорожная, почтовая и телеграфная забастовка, бросив страну в приблизительно средневековые условия, создала атмосферу — для одних панического ужаса, для других — тяжелой тревоги, в казармах батальона, расположенного в большом городе, шли приготовления к обеду, который производил впечатление пира во время чумы.

Настроение было тяжелое. Батальон получил приказ быть в полной готовности, потому что воздух чреват был событиями и каждую минуту его могли потребовать на улицу. Все офицеры были в сборе.