Ельцин после “победы” полностью действует в духе Устрялова, утверждая свой “термидорианский” режим, который может увенчаться формированием новой цезаристской власти, хотя и не ненадолго. Известно, что любой бонапартистский режим мечтает пустить корни в провинции. Все говорит о том, что Ельцин, хотя и не отдает отчета в реальных процессах, но все же понимает заинтересованность орды изголодавшихся по власти молодых бюрократов, потенциальной буржуазии, тысячью нитей связанной с мафией, и определенных групп старой номенклатуры в установлении его личной власти. Именно поэтому представители этих слоев готовы так страстно и непримиримо бороться со всем, что напоминает социализм, отвергая любые коллективные и социальные ценности и с рвением неофитов отрицая их как собственное ”проклятое прошлое”. В то время как десятки миллионов отчаявшихся людей сожалеют о своей пассивности в дни расстрела демократического Парламента Хасбулатова, который сдерживал необузданность Ельцина и его камарильи. [169] “Ельцинщина”, с.98.
Самое любопытное здесь в том, что пример им подает сам Ельцин — по всей видимости, ему особенно важно морально и психологически уничтожить своих коммунистических противников, которые постоянно напоминают ему его собственное “позорное коммунистическое прошлое”.
Релевантным средством бонапартистской власти является целенаправленное науськивание друг на друга различных групп населения. Но режим в такой степени подавляет оппозицию , и недовольных вообще, что сам факт “подавления” придает оппозиционерам героический ореол, дополнительную нравственную и политическую энергию. Собственно, все начинают задавать себе вопросы — а зачем уничтожен коммунизм? — чтобы пришел этот наглый, безграмотный мужлан, объявивший страну своей собственностью? Разве смели коммунистические правители так цинично убивать и избивать людей, уводить от суда взяточников и казнокрадов?
Ельцинизм как политический режим порождает новые формы тотального господства исполнительной власти над обществом. Устранение Советов как представительных органов власти и парламентаризма способствовало не самоопределению общества, а торможению его развития и укреплению бесконтрольности административно-бюрократической системы под предлогом, во- первых, борьбы со старым режимом, во-вторых, борьбы с преступностью.
Все позволено человеку, по образному выражению Виталия Третьякова, “пришедшему одновременно с двух сторонсвета (жаль, что не с четырех, да это, видимо, даже космогония не позволяет), с двух разных направлений: из прошлого, которое лучше его никто не понял, и из будущего, которое лучше его никто не видит”. [170] “Независимая газета”, 24 мая 1994 г.
Ельцин сам решает, быть или не быть и когда быть президентским выборам, сам определяет круг достойных поддержки политических объединений и партий. Больше того, он сам вместе со своими советниками и членами своего правительства создал партии, необходимые для выборов, — и считает на этой основе себя великим государственным деятелем. Кстати, ничтожный Тьер тоже считал себя Великим. Но он был нелеп и смешон... Реакционно-консервативный авторитарный режим с его царистскими (вождистскими) тенденциями, пусть даже и опирающийся на гнетущую политическую апатию населения, не может служить отечественным и зарубежным предпринимателям и банкирам гарантией того, что они смогут контролировать использование и перераспределение российских сырьевых ресурсов и производственных мощностей. Здесь не обойтись без согласия общества и влиятельного парламента, развитой сети представительных учреждений, которые могут легитимировать в современном обществе институциональные изменения в государстве. Это — аксиома современной цивилизации, но она остается непонятой идеологами ельцинизма. А потому отторгается ими. Этим самым укорачивается жизнь самого политического режима.
Ельцинизм стал эпилогом старой и прологом новой, еще совершенно неопределившейся системы. Ельцинизм — это переходное состояние, последний этап перемены строя. Его трагическая ошибка — это сентябрьско-октябрьский кровавый переворот, четко обозначивший границы его правления, его существования как авторитарного режима. Авторитарные режимы чреваты путчами и антипутчами, реже они ведут к революциям. Но — ведут. Дальновидный Ключевский после “кровавого воскресенья” 1905 года четко определил, что кровь, пролитая между царем и народом, навсегда отделила их. И его приговор: “Царь падет навсегда.”
Читать дальше