Василий Козлов - Верен до конца

Разумеется, я учитывал, что и в городе и в деревне продолжается острая классовая борьба. И в Старобинском районе коллективизация проходила с осложнениями. В деревне Саковичи, как рассказали мне, даже были жертвы. Застрелили милиционера, при раскулачивании был убит секретарь райкома комсомола. Тогдашние шептуны пускали слушки, будто скоро сгонят всех спать под одним одеялом.

У нас в «Новом быте» тоже не обошлось без слухов. Подкулачники пользовались всяким поводом, чтобы вносить в работу разлад, пускать злобные сплетни.

Подошло время уборки. Кошанский провел заседание правления, мы проверили готовность колхоза к страде.

Прикинули, что сами сумеем скосить, обмолотить, а чем нам должна помочь МТС, в зону которой входил наш «Новый быт». Вновь подняли вопрос об охране колхозной собственности. Кошанский говорить был не мастер, да и я недалеко от него ушел, но все же в основном разъяснительная работа ложилась на мои плечи.

— На ответственные посты, — говорил я, — нужны такие люди, которым можно смело доверять. Сами вы знаете, как заяц морковку сторожил. Нам таких зайцев-грызунов не нужно. Вы, товарищи, должны понимать, что такой «сторож» воровать-то будет у вас. Поэтому давайте подбирать только таких, которые сумеют охранять богатство колхоза.

Сторожам я потом наказывал:

— Ко всяким расхитителям надо относиться без пощады. Не покрывать их. Для вас не должно быть ни родственных отношений, ни соседских. Запомните: вам доверил коллектив и вы должны оправдать его доверие.

Коммунистов и комсомольцев правление расставило на самые трудные участки.

Уборку мы встретили по-боевому. За эти три недели я стал похож на араба, так как с утра и до ночи был в поле, на токах, у молотилки. Все мы похудели, зато такого бодрого настроения давно никто не испытывал. Дружно работали все. Когда командиры идут во главе отряда, солдаты всегда воюют с подъемом.

Но вот беда: хищения продолжались. Везут зерно с тока — отсыплют себе пару ведер, огурцы с огорода — мерку домой.

Другое, что было характерно для тех лет, — нехозяйское, безответственное отношение некоторых колхозников к инвентарю, сбруе, инструменту. Смотрели на них как на что-то чужое. Окучивают на поле картошку — бросают тяпки в грядке. Работают в саду, в огороде — лопаты, грабли порастеряют. Поломают зубья у жнейки, выпрягут лошадей, уедут. То в поле бочонок для воды оставят, и он рассохнется, то ведро, а то и косилку, плуг, борону.

Очень медленно, с трудом, но все-таки колхозники подтянулись в работе. Это в один голос отметили чуть не все правленцы, бригадиры. Очевидно, подействовала хорошая подготовка к уборке, организованность. У людей появился интерес. Подстегивали и специальные листки, которые выпускала редколлегия нашей стенгазеты, и красочный щит, поставленный перед правлением: в самолете летели передовики; отстающие же, лодыри тащились на черепахе. У щитка всегда толпился возбужденный народ.

Начали косить сено. Пришел я на луг, пригляделся. Кто старается, забирает косой широкие ряды, срезает траву низко, ровно. А кто будто ворует, режет только вершки, делает огрехи.

— Что ж, — говорю, — одни верхушки забираете?

Молчат косцы.

— Вы же только портите травы, — продолжаю я. — Небось на своих наделах старались.

Опять молчат. Только кто-то тихонько обронил:

— Там сено в свой сарай шло.

— А сейчас в мой, что ли, пойдет? Или мы с вами и государство не одно и то же? После не жалуйтесь, что трудодень мало весит.

Одна женщина — языкатая, щеголиха — бросила мне:

— А ты, партийный секретарь, возьми-ка да сам попробуй. Иль, думаешь, легко?

Я взял косу у ближнего ко мне колхозника. Все приостановили работу, смотрят на меня во все глаза. Кое-кто прячет улыбку. Я попробовал лезвие — совсем тупое. Посадил правильно по-своему росту «дедок» (косец был выше меня). Навел косу бруском, так что в пору бы и бриться, и начал ряд.

Взял широкий размах, двинулся вперед споро. Прошел до конца прогона, все стоят, смотрят, но я вижу — выражение у людей совсем другое. Начал другой ряд. Оттого, что давно не работал, спину стало ломить, руки болят, пот глаза заливает. Темпа я, однако, не снизил, так и дошел до конца. Дышу тяжело, но улыбаюсь, вернул косу хозяину:

— Уморился. Отвык.

А он не может скрыть удивления:

— Умеешь ты косить, товарищ секретарь. По правде сказать, мы не надеялись…

Слух о том, как я косил, разнесся по всем бригадам. При встрече люди останавливались, заговаривали о хозяйстве, советовались. Общее мнение сложилось такое: крестьянскую работу знает.