Фредерик Филипс - Формула успеха

Кончился этот юбилейный день не так радостно. Немцы ввели комендантский час. После восьми вечера запретили появляться на улицах. Мы рассчитывали провести этот вечер с Етти и ее мужем ван Ремсдейком, жившими через улицу от «Лака». Там мы собирались послушать по радио речь, которую мой отец должен был произнести в Соединенных Штатах.

Около восьми часов я заметил нескольких мальчишек, мчащихся через сад ван Ремсдейков. За ними гнались немцы. У меня было довольно опыта, чтобы знать, что нет лучше способа обращения с немцами, чем нагнать на них страху. Я открыл окно и закричал по-немецки, чтобы они убирались из сада. Когда они ответили, что там люди, я перебил: «Теперь их уже нет. Если и были, ушли». И мы решили, что с этим покончено.

Но нам предстояло принять еще немецких визитеров. Сначала раздался телефонный звонок, вызывающий меня в комендатуру. Я ответил, что ужинаю и если они хотят меня видеть, то пусть придут в дом ван Ремсдейка. Между тем я созвонился с Виллемом ван Графом, нашим консультантом по внешним связям. Через некоторое время он явился в сопровождении двух немцев, которые хотели со мной переговорить. Я сразу пошел в наступление:

— Господа, это глупо. В конце концов, у нас на «Филипсе» сегодня юбилей, и разве удивительно, что жители этого города ведут себя соответственно случаю? О народном восстании нет и речи. И все-таки вы заставляете людей сидеть после восьми по домам. Зачем вы реагируете таким нелепым образом?

— Да, но, господин Филипс, чем вы объясните присутствие флага на вашем доме?

Это была правда, на радостях мы вывесили нидерландский флаг. Я сказал:

— Но разве не естественно сделать это в юбилей? Не могу же я вывесить германский флаг! У нас только один флаг в Голландии, нидерландский. Если у нас праздник, мы его и вывешиваем.

— А как вы объясните эти демонстрации, сплошные оранжевые тона и все такое?

— Но поймите же, если у нас праздник, мы всегда украшаем город красно-бело-синим или оранжевыми цветами. У нас других нет. Не нужно придавать этому какое-то политическое значение. Это цвета праздника.

— Но это так же против правил, как и этот ваш флаг.

— Когда праздник стихийный, никто не думает о правилах.

— А что вы скажете о танцах вокруг нашей машины, да еще с оранжевым флагом?

— Знаете, как, по моему мнению, вам следовало бы себя вести? Вам надо было, как всем, хлопать и кричать «Ура!». Это было бы и тактичнее, и куда умнее, чем подозревать, что люди что-то против вас замышляют — в то время как они просто радуются. Разве нельзя людям немного повеселиться?

Немцы уехали. Позже мы смогли настроить радиоприемник и услышать голос моего отца. Это было достойное завершение дня. Если не считать нескольких мелких происшествий, все прошло на редкость гладко. И все-таки мы струхнули, когда обнаружилось, что как раз под тем окном, у которого стоял приемник, в рододендроновых кустах прятался чин из специальной полиции. Потому что слушать передачи союзников было строжайше запрещено. Но, к счастью, он ничего не понял.

Итак, пятидесятая годовщина «Филипса» живет в нашей памяти как зримая демонстрация единства, взаимной верности и энтузиазма в разгар оккупации. Это дало нам всем мощный положительный заряд. И скоро слухи о нашем юбилее, как правило, щедро приукрашенные, распространились по всей Голландии.

Забавным отзвуком явилась реакция бельгийского военачальника, генерала фон Фалькенхаузена, который как раз в этот день явился с визитом к своему другу, нашему «вервальтеру» доктору Борману. Конечно, оба они не могли не заметить празднеств, и назавтра Борман рассказал нам, что «удивительный командный дух», царящий на филипсовских заводах в Эйндховене, произвел большое впечатление на его гостя. Тому не пришло в голову, что он явился свидетелем взрыва патриотических чувств, и к тому же ему было невдомек, что он весь день разъезжал с нидерландским флагом, воткнутым в запасное колесо на багажнике его автомобиля.

Меньше чем через месяц после нашего необыкновенного юбилея Гитлер вторгся в Россию. Хотя немцы в Голландии ежечасно твердили о новых победах «на всех фронтах», я был убежден, что это коренной поворот в войне, который приблизит их неизбежное поражение. Но чем обернется открытие русского фронта для «Филипса», предсказать было трудно.

Между тем мы продолжали строительство нашего нового склада. Дело шло гладко, только не давала покоя колоссальная плоская крыша. Казалось неразумным оставлять незанятой такую огромную площадь, и тогда мы составили целый перечень вариантов ее использования. Возглавляла его акустическая студия. Номером вторым шла лаборатория, в которой доктор ван дер Пол мог экспериментировать с короткими волнами. Третьим — спортивный зал. Акустическую студию решили разместить в самом центре, там, куда не доходила вибрация, производимая лифтами, располагавшимися по бокам здания. Для полноты звукоизоляции ей требовались двойные стены. Эти планы могли быть реализованы лишь по получении согласия «вервальтеров», которые, в свою очередь, держали ответ перед немцами. Но на самом деле у этих людей, чтобы входить во все подробности, не было ни соответствующих знаний, ни консультантов. Так что мы делали, что хотели, и без особых помех. Многие строительные материалы тем не менее приходилось приобретать на черном рынке. Башню затеяли такой высокой, что во время войны она выстроена быть не могла, и доски, закупленные для этой цели и специально помеченные, годами лежали на лесном складе в Девентере, ожидая применения.