Фредерик Филипс - Формула успеха

Обнаружив, что не может выговорить себе гарантии, соответствующие его минимальным условиям, Филипс решил прервать переговоры.

Возобновлял связь с Россией уже я. Но об этом позже.

А теперь снова об отце, каким я знал его уже сам.

Что меня в нем поражало, так это неистощимая энергия в осуществлении новых проектов и постоянная забота о своих сотрудниках. Услышав, к примеру, что кто-то из его коллег заболел, он тут же снимал трубку и велел послать бедняге бутылку красного вина или чего-нибудь в этом роде. Узнав, что у кого-то трудности, приказывал выяснить, в чем дело, и доложить в течение суток. Ответ вроде: «Я на днях загляну к нему, господин Филипс», — ни в коей мере его не устраивал. Лично я был склонен смотреть на такие вещи несколько иначе, особенно когда считал, что дело не срочное. Но отец в этом отношении был непреклонен: если делать, то делать немедленно.

«Да, мой мальчик, — говаривал он, — надо следить за тем, чтобы забот было поменьше. Спланировал что-то — выполняй. И сразу вычеркивай из списка».

Вторым его принципом, который он внушал всем и каждому, было: «Проверяй, выполнено ли решение или приказ». Сам он следовал этому правилу неукоснительно.

Мой отец всегда хотел, чтобы наша фирма росла. Что-то новое следовало затевать постоянно. Все более современные товары должны были поступать с заводов во внешний мир. Он горячо интересовался работой нашей лаборатории, где ученые постоянно искали новых решений. Он острым взглядом следил за реализацией каждого проекта, пока опытный образец или конечный продукт не ложился к нему на стол — в том случае, конечно, если вещь была достаточно мала для этого. Он, кстати, не жаловал крупные вещи. Однажды во время общего обсуждения один сотрудник предложил: отчего бы «Филипсу» не заняться крупным электрическим оборудованием в духе «Дженерал электрик»?

— Этого мы делать определенно не будем, — резко сказал отец. — Впредь этого вопроса не поднимайте. Не тратьте времени зря.

Всем прочим он предпочитал потребительские товары. И, надо сказать, обладал острым нюхом на успех. Когда бы ему ни предложили идею насчет того, что можно бы еще выпустить в свет, он либо подхватывал: «Отличная мысль!» — и с энтузиазмом вступал в дискуссию, либо с сомнением ронял: «Ну, не знаю…» — и почти всегда оказывался прав.

Особенно его интересовали те области рынка, где мы были первопроходцами. Так, он приложил все усилия, чтобы увенчались успехом коротковолновые передачи на Нидерландскую Вест-Индию. То же касалось и никогда не приносившего заметной прибыли рентгеновского оборудования, однако отец считал, что общественная значимость этой продукции перевешивает все другие соображения. А с каким огромным энтузиазмом он относился к разработанной нами электрической бритве! На первом же обсуждении того, сколько бритв мы планируем выпустить в новом году, было решено, что 50 тысяч штук — цифра реальная. Отец возмутился: «Что? Неужели вы, парни, всерьез думаете, что 50 тысяч хватит? Да мы будем делать 5 тысяч в день!» Тогда все решили, что это блажь. Но сегодня мы выпускаем семь миллионов бритв в год, что составляет 23 тысячи ежедневно. А сколь многого отец ждал от телевидения — и задолго до того, как голландцы получили об этом деле хоть какое-то представление!

Подход к работе у него был здравый и практичный. Разумеется, часто приходилось вести переговоры, порой на весьма высоком уровне. Для таких случаев он всегда тщательнейшим образом готовился, точно знал, какие именно позиции собирается обсуждать, и всегда держался намеченной линии.

Если предстоял разговор с членом кабинета министров, отец всегда являлся минут на десять раньше и проводил это время в разговорах со швейцаром или секретаршей. Хотя человек он был не простой, мигом найти общий язык с людьми самого разного положения никакого труда для него не составляло. На помощь приходила превосходная память — дар, который я бы с радостью унаследовал. Потолковав со швейцаром, он потом годами помнил, что швейцар жаловался на то, что у сына беда с математикой в школе, и при следующей встрече сразу же спрашивал: «Как у мальчика теперь с математикой, справляется?» — причем с самым неподдельным интересом.

Память у него была, надо сказать, поразительная. Читать длинные отчеты он находил скучным и бесполезным, поэтому вызывал автора и говорил: «Вы написали отчет. Мне сказали, и я охотно этому верю, что отчет превосходен. А теперь, пожалуйста, изложите мне в нескольких словах его основные выводы». Послушав, задавал иногда несколько уточняющих вопросов. Затем основные позиции изложенного врезались ему в память так глубоко, что полгода спустя он с легкостью мог, при необходимости, толково их пересказать.