Виктор Пшеничников - Тропою джейрана

"Как же так? - не верил Хаятолла. - Ведь я же тебя убил! И тебя, и другого. Обоих двумя выстрелами. Я не мог промахнуться!"

Но волк был тот же. Клоками сползала с его боков неопрятная шерсть, и так же мелко, вожделенно дрожал вогнутый, почти исчезнувший голодный живот, и тот же тоскливый безжизненный взгляд, и прежним был сиплый глухой голос, когда зверь молил судьбу и небо помочь ему насытиться и не дать умереть.

К волчьей жалобе приплетался другой звук, какое-то жужжание, ровное и усыпляющее. Когда зверь умолкал, жужжание становилось слышнее, но понять, откуда оно исходит, кому принадлежит и что означает, Хаятолла не мог. Страх и усталость мешали думать, а темнота уводила в сон. Сопротивляясь ему, Хаятолла ненадолго смыкал веки, но тотчас испуганно встряхивался, едва в мутной пелене глаз исчезали очертания гор и пропадала изломанная тень притаившегося рядом зверя.

- Пошел! - отгонял его Хаятолла камнями. - Сгинь, проклятый!

Волк неуклюже отбегал. Иногда броски Хаятоллы достигали цели, и тогда зверь ярился, скалил желтые стесанные клыки. К его присутствию Хаятолла притерпелся, привык, как привык к резким, будто ружейные выстрелы, хлопкам куцых крыльев неповоротливых кекликов, вспархивающих чуть не из-под ног, как привык и не обращал внимания на крикливые, будто ругань, вскрики горлиц. Только кеклики взлетали и улетали, горлицы тоже оставались позади, а волк не отставал.

- Ну иди, иди сюда, - теряя терпение, звал Хаятолла.

Однако волк оказался на редкость терпеливым и нападать не спешил. Может, он чуял, что и без того конец близок, а может, сил для решительного броска у него уже не было.

"Если усну, мне несдобровать, - с тревогой подумал мальчик и сунул за щеку попавшийся под руку острый обломок камня. Щеку резало, зубы тоже ныли, будто их грубо выламывали щипцами. - Пускай больно, зато не усну".

Чего-то не хватало в ночном мраке, был в нем какой-то ощутимый недостаток, изъян, без которого, собственно, ночь не была ночью, и Хаятолла наконец догадался: москиты! Досаждавшие в низинах, почти невидимые глазу, подлые эти твари, от укусов которых зудело тело и разрастались долго не заживающие язвы, сюда, на высокогорье, не забирались. Лучше бы сейчас они терзали лицо и руки, но не давали спать!..

Внезапно волк издал гневный рык, и Хаятолла взметнулся, приготовился к обороне, чтобы заранее упредить угрозу... В неверном свете луны он различил силуэт второго волка, разглядел, как широка у того грудь и огромна лобастая голова.

Старый волк, похоже, не хотел упускать добычу или делить ее с кем-то другим, пришлым. Негодуя, он вздыбил загривок и боком, по шажку, стал приближаться к Хаятолле, хриплым рычанием предупреждая соперника о себе. Но и пришелец не отставал, шумно втягивал носом ночной воздух.

Теперь зверей и Хаятоллу разделяли каких-то пять-шесть шагов да невысокая гряда, за которой мальчик устроился, чтобы скоротать ночь. И тут Хаятолле, который долго крепился, по-настоящему стало страшно. Он видел, как холодно и неумолимо светились в темноте глаза хищников, ощущал неотвратимую, неминуемую беду в каждом их движении, каждом звуке.

- Мама!..

Собственный крик оборвал его сон, вызволил из липких пут страха, и Хаятолла поскорее открыл глаза. Над ним с тревогой и озабоченностью склонялся Олим, ладонь у него была прохладной и приятно студила лоб.

- Что с тобой, пахлавон? Тебе больно? Ты весь горишь. Может, дать попить?

Неровно дыша и вздрагивая, веря и все еще не веря в свое спасение, Хаятолла молча обвел глазами незнакомую комнату. Прямо перед ним, на противоположной стене, выкрашенной простой масляной краской, выделялся на лоскуте материи разноцветный герб нового Афганистана и висел стволом вниз довольно потертый, немало послуживший автомат. Мальчик переместил взгляд правее и заметил, что, кроме Олима, в комнате находился еще один мужчина, явно знакомый Хаятолле.

"Да, он же из Департамента газовой промышленности!" - радостно припомнил Хаятолла, с облегчением отделываясь от мрачных картин только что пережитого ужаса. И единственным, что еще связывало его с недавним кошмаром, оставался тот же ровный усыпляющий звук, льющийся откуда-то сверху, от окна.

- Ты кричал, Хаятолла, звал маму, - ласково заговорил с ним Олим. Тебе приснилось что-то дурное? Что-нибудь страшное?

Светловолосый человек из Департамента газовой промышленности улыбался, подбадривал.

- А вот мы его сейчас накормим как следует борщом, и все страхи пройдут, как рукой снимет. Ел когда-нибудь настоящий украинский борщ? О, это такое блюдо...