Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Строго говоря, после заявления Семенова, что у него есть самостоятельные источники снабжения и он не нуждается в помощи, адмирал имел все основания остановить выдачу ему снаряжения и даже боеприпасов, производившуюся с согласия Хорвата. Вместе с тем ситуация, конечно, оказывалась донельзя уродливой, поскольку спор командующих отражался на фронтовиках, и можно было бы даже присоединиться к мнению семеновских апологетов, что, несмотря ни на какие обиды, Колчак не имел морального права прекращать снабжение и делать Маньчжурский Отряд заложником своей розни с Семеновым. Однако есть и еще одно немаловажное обстоятельство…

Разругавшись с Атаманом, Александр Васильевич, похоже, в чем-то все-таки поверил ему (иначе действия адмирала и в самом деле граничили бы с преступлением). Семенов вел бои, тяжелые, но все-таки не соответствовавшие тем слухам о «катастрофе», которые с удовольствием распространяли в Харбине гражданские и военные мудрецы различных чинов; Семенов уверенно говорил о самостоятельности своего Отряда; таким образом, забайкальское операционное направление было, исходя из его слов, надежно прикрыто. Адмирал отказался от мысли отозвать с «семеновского» участка фронта подразделения отряда Орлова (два эскадрона конницы, артиллерийскую батарею, пулеметную команду и «часть саперно-подрывной команды»), несмотря даже на настойчивые рекомендации Накашимы требовать их возвращения (Колчак счел это предложение провокационным и, кажется, был недалек от истины). И, разделяя силы и источники снабжения, адмирал решил разделить и «малые» театры военных действий, предоставив Атаману самый западный из них и намереваясь перейти к активным операциям на остальных.

Колчак «совместно с Орловым занимается перетягиванием на свою сторону Амурской области, где возрастает враждебное отношение к большевикам», – сообщал 5 июня американский посланник из Пекина в Вашингтон; примерно к этим же дням относит «Дневник» барона Будберга разговор о начале формирования «войск Амурской Области», также свидетельствуя таким образом об определенном интересе Александра Васильевича к этому театру; для него же, очевидно, снаряжалась адмиралом и флотилия на Сунгари – спустившись по этой реке и выйдя в Амур, корабли могли бы оперировать как вниз по течению, имея целью Хабаровск, так и вверх – на Благовещенск; и все же основным направлением было для Колчака другое.

«Я считал… что главной задачей является направление военных действий… на Владивосток и вне всякой связи с Семеновым», – скажет Александр Васильевич через полтора года. Именно с этой целью отряд Орлова был выдвинут из Харбина на восточный участок КВЖД, что само по себе следует отнести к достижениям Колчака как командующего войсками: ведь «орловцы» начинали формирование «для несения гарнизонной службы и охраны в целом всей полосы отчуждения», а такие части нередко сопротивлялись попыткам превратить их из гарнизонных в полевые войска. Те подразделения, которые подчинялись адмиралу, он распределил по линии КВЖД от Харбина до станции Пограничная, занятой отрядом Калмыкова.

Почему Владивостокское направление так интересовало адмирала? Прежде всего, там находились склады военного имущества, закупленного заграницей во время Великой войны, но еще не доставленного в Европейскую Россию. С захватом их сама собою решалась часть проблем, связанных с обмундированием, снаряжением, боеприпасами для формируемых войск. Кроме того, Владивостокский порт давал русским национальным силам самостоятельный выход во «внешний мир», не обремененный контролем иностранцев и позволяющий надеяться на дальнейшее снабжение со стороны союзников (от основных промышленных районов России Колчак и Хорват были еще отделены бескрайними сибирскими пространствами). Фрахт русских кораблей во Владивостоке, дальневосточные рыбные промыслы, угольные копи Приморья могли дать определенную экономическую базу и источники дохода. Наконец, наступление на Владивостокском направлении обещало успех, несмотря на малочисленность войск, поскольку в самóм городе находились силы, на которые, казалось, можно было вполне рассчитывать как на боевых союзников.

Дело в том, что к этому моменту на Востоке России произошло событие чрезвычайной важности: против Советской власти с оружием в руках выступил Чешско-Словацкий корпус. Формирования из чехов и словаков, в том числе военнопленных, изъявлявших желание воевать за воссоздание своей государственности, вели свою биографию еще с 1914 года. Постепенно увеличивая свою численность и расширяя организационные рамки, осенью 1917-го они достигли масштабов армейского корпуса, 15 января 1918 года объявленного «составной частью чехословацкого войска, состоящего в ведении Верховного Главнокомандования Франции». Не желая найти в чехах, да и в их западных покровителях, врагов, Совнарком разрешил корпусу выезд из России через Владивосток для дальнейшего следования на Западный фронт Великой войны, но обусловил его частичным разоружением (на каждый чешский эшелон разрешили оставить по 100 винтовок и одному пулемету). Эти требования, в условиях царившей в стране смуты, вызывали в чехах естественное недовольство, а встречи с красными «интернациональными частями» из немецких и венгерских военнопленных – заставляли испытывать недоверие к Советской власти. Колебания Совнаркома и столкновения с «интернационалистами» все более нагнетали напряжение, которое разрядилось 25 мая телеграммой народного комиссара по военным делам Троцкого о поголовном разоружении чешских эшелонов: «Каждый чехословак, который будет найден вооруженным по линии железной дороги, должен быть расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хоть один вооруженный, должен быть выгружен из вагонов и отправлен в лагерь для военнопленных». В пороховой погреб была брошена искра, и Чешско-Словацкий корпус «восстал». Создавшимся положением воспользовались русские антибольшевицкие организации, существовавшие во многих сибирских городах. Сибирь запылала…