Книг мне будет не хватать; дивные часы провел я в этих оазисах среди мира уничтожения. Сама прогулка по обоим берегам Сены в своем роде совершенство; время течет здесь спокойно. Нигде она не бывает лучше, чем здесь, ибо в чем была бы ее красота, если б не было книг? Или воды?
Вечером в «Нике», там разговор о скачущем на оглобле маленьком Алькоре. Затем короткая тревога, несколько выстрелов в темноте. Опять американская игра, из тех лабиринтов, в которых бег никелированных шариков зажигает электрические лампочки и суммирует цифры. Старинная игра судьбы в техническом обличье.
Париж, 23 октября 1942
Рапорт об отбытии у Космана и главнокомандующего, сказавшего мне, что в его штабе для меня всегда будет сохранено место. Все были особенно любезны; может, это было всего лишь отражением моей собственной приветливости. «Мир есть мнение», — говорил Марк Аврелий. Генерал — из тех людей, что стали для меня неожиданным подарком судьбы, когда уже было невозможно дышать, Он распространял здесь мои книги, которые не могли быть напечатаны на родине, и вообще ждет от меня многого.
Первая половина дня прошла в передаче текущих дел Нойхаусу; все остальное я запер в сейф, ключ от которого беру с собой.
В церкви на прощание: Сен-Пьер-де-Шайо. Я посчитал добрым знаком, что лестница покрыта красной дорожкой, а высокий портал украшен пологом. Но он был закрыт, пришлось идти через боковой вход. При выходе я заметил, что дверь портала открыта, и, проходя через нее, обнаружил, что все эти украшения предназначались для похорон. Неожиданность открытия освежила меня; я нашел здесь толику иронии, превосходящую сократовскую. Ребус, «сквозь вещи» — это может служить девизом.
Снова на рю Фобур-Сент-Оноре; шагаешь уже по узору ковра прошлого. И на рю Кастильоне, где я на память об этом дне купил печать.
Странно, как часто во время моих прогулок мне попадается изображение черепахи, после того как она мне приснилась. Мы в окружении всех знаков, однако глаз выбирает лишь некоторые из них.
Прощание с Шармиль в «Нике», недалеко от площади Терн. Началась тревога; она, к счастью, скоро закончилась, а то бы я опоздал на берлинский поезд.
Кирххорст, 24 октября 1942
Днем через Кёльн, на разрушенные улицы которого я глядел из окна вагона-ресторана. Останки домов и кварталов, словно дворцы, излучают мрачное величие. Скользишь мимо них, как мимо чуждого ледяного мира: там обитает смерть.
Дюссельдорф тоже выглядел печально, Свежие руины и множество красных заплат на крышах говорили об ураганном налете. Еще один шаг на пути к американизации; на месте наших старых гнезд появятся города, спроектированные инженерами. А может быть, только овцы будут щипать траву на развалинах, как это видишь на старинных картинах с изображением римского Форума.
Вечером Перпетуя встретила меня на вокзале. Шольц давно копил бензин для этой поездки. Рема я отпустил к его жене в Магдебург.
Кирххорст, 2 ноября 1942
Кирххорст, где моя склонность делать записи сильно поубавилась. Я занят по горло; это, наверное, лучшее, что можно сказать о каком-либо месте.
По прибытии сюда чувствуется, что обилие книг, переписки, коллекций подавляет меня. Они требуют, чтобы я незамедлительно занялся ими, при этом я, именно в силу усталости, ясно ощутил, как все существующее живет и зависит от проявляемого к нему участия, от духовной и физической ответственности перед ним. Мы обладаем благодаря особой добродетели, своего рода магнетической силе. Богатство в этом смысле не только дар, но и дарование соответствовать достигнутым пределам. Главное, что большинство внутренне не способно и к самому скромному обладанию, не только к богатству. Даже доставшись каким-нибудь случайным образом, оно все равно ускользает от них бесследно. Приносит еще и несчастье. Тем незаменимее родовое богатство, при котором не только дар, но и способность владеть и свободно им распоряжаться наследуются детьми и внуками.
Разборчивость в отношении приобретаемых нами вещей и благ. Иначе вместо облегчения жизни нам достается роль их сторожей, слуг и хранителей. 1
Погода осенняя, то пасмурная, то снова солнечная. Светлая желтизна тополей, стоящих на дороге в Нойвармбюхен, прекрасно сочетается с бледно-голубым небом, накрывающим наш скромный ландшафт.
Кирххорст, 5 ноября 1942
Ночью сны о древних системах пещер на Крите, которые кишели солдатами, как муравьями. Разрывом снаряда только что смело их тысячи. Проснувшись, вспомнил, что Крит — остров Лабиринта.
Читать дальше