Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

Сен-Дье, 1 сентября 1944

Вечером читал книгу Филона об императрице Евгении. Чтение сопровождалось выстрелами, раздававшимися по соседству в Кемпберге, где уже хозяйничали маки. Домик, который мы делили с фельдфебелем Шретером, я приспособил для обороны, перестроив его на манер старой, якобы заброшенной мануфактуры.

d Во сне бродил по великолепному городу, своей элегантностью превосходящему все, известные мне доселе, ибо древнекитайские формы сочетались в нем с европейскими. Я видел аллею гробниц, рынок, высотные дома из красного гранита. Как обычно во время таких прогулок, я собирал разных жуков, отправляя их во флакон с эфиром. Когда я флакон вытряхнул, чтобы посмотреть на добычу, то заметил два или три экземпляра, попавших сюда, как мне показалось, случайно, среди них была красная, как карнеол, аноксия — почти прозрачная. Проснувшись, я вспомнил, что за несколько ночей до этого, во время другого сна, все же бросил ее во флакон, и подивился ей как некоей странности, столь конкретно вторгшейся в этот мир.

Послезавтра уезжаю в Ганновер; штаб главнокомандующего прекращает свое существование.

Сен-Дье, 2 сентября 1944

Ротмистр Адлер вернулся с совещания в главной ставке. Среди прочих с докладом выступал и Гиммлер. Нужно, говорил он, проявлять твердость, — так, недавно дезертировавшего унтер-офицера доставили обратно в его же батальон, который как раз муштровали во дворе казармы. Тут же огласили приговор, заставили беглеца вырыть себе могилу, расстреляли, засыпали и землю притоптали. Затем, как ни в чем не бывало, продолжили тренировку.

Таков один из кошмарных отголосков, долетевших до меня из этой живодерни.

Кольмар, 3 сентября 1944

Вечером в Кольмаре; над его крышами сияла роскошная радуга. Ночью спал в приемной врача на койке, покрытой черной клеенкой и предназначенной для осмотра больных. Когда раскрыли окно, глазам вновь предстала радуга в грозовом небе, волшебной аркой соединявшая Вогезы и Шварцвальд.

Кирххорст, 4 сентября 1944

Рано утром прибыл в Ганновер, где поспал еще несколько часов. Затем отправился к генералу Лёнингу и дорогой, к своему удивлению, увидел, что рунны проросли свежей травой; на развалинах домов в центре города селится травка и разная зелень.

Кирххорст. Радостная встреча. В доме новые беженцы. Сад запущен, ограда развалилась; сени заставлены чемоданами и сундуками.

Грецкий орех, который я посадил в 1940 году, принес первые плоды.

Кирххорст, 7 сентября 1944

В деревне новые беженцы, на этот раз голландцы, в своей стране им неуютно. Преследования меняют объекты, но не прекращаются.

После полудня проездом из Амстердама в Дрезден д-р Гёпель. Он сказал, что Дриё ла Рошель застрелился в Париже. По-видимому, существует закон, согласно которому те, кто из добрых побуждений старался поддержать дружбу между народами, должны погибнуть, в то время как подлецы и деляги дешево отделались. Монтерлана тоже преследуют. Он еще не потерял веры, что рыцарская дружба возможна, и нынче чистильщики сапог учат его уму-разуму.

Кирххорст, 9 сентября 1944

Визит Циглера, с которым я обсудил публикацию мирного воззвания. Он всегда носит его в портфеле. От него я узнал, что Бенуа-Мешена застрелили в Париже террористы.

Кирххорст, 16 сентября 1944

Непрерывные налеты. Мисбург, их главная цель в близлежащей местности, снова подвергся обстрелу, и большие запасы нефти горели по ту сторону болота под свинцово-серыми облаками. С 1940 года ночные звуки стали более зловещими; по всем признакам, близится катастрофа.

Я переведен в резерв командования и ожидаю последней стадии событий. Она тоже таит в себе немалые опасности; так, лемуры приступили к серии убийств, примеряясь уже к той ситуации, что наступит после их смерти. Они осуществляют некое подобие профилактической мести, жертвами которой стали в том числе вождь коммунистов Тельман и социал-демократ Брейтшейд. Будь они умнее, им можно было бы сказать словами Сенеки: «Скольких бы вы ни уничтожили, ваших последователей среди них не будет». Остается только надеяться, что им скоро придет конец. Уничтожены также целые кланы померанской аристократии.

Кирххорст, 17 сентября 1944

На болоте с Александром и Эрнстелем, который все еще слаб после ареста. Он записался в танковое подразделение, но я думаю, что учеба будет ему не под силу. Особенно меня радует, что в нем не осталось и следа обиды.

Увидев, как он, совершенно измученный, сидит на лесной опушке, я тут же понял, в какую ужасную ситуацию мы попали. В сравнении с ней знойное дыхание сожженных городов кажется сущим пустяком.