Эрнст Юнгер - Излучения (февраль 1941 — апрель 1945)

Париж, 31 июля 1944

Из Лиона прибыл Макс Валентинер. На юге, по-видимому, хозяйничают лемуры; так, он рассказал об одной женщине, уже четыре месяца сидевшей в тамошней тюрьме. Два охранника Службы безопасности рассуждали о том, куда ее деть, поскольку она не причастна к делу, по которому ее взяли: «Расстреляем — и концы в воду».

Париж, 1 августа 1944

Вечером у д-ра Эптинга; от него узнал, что Медан убит в Э. Вот и он стал жертвой ненависти, растущей с каждым днем. Единственным его преступлением было то, что дружбу между обоими народами он считал вполне возможной. С этим чувством он обнимал меня уже в 1930-м, когда я увидел его в первый и единственный раз в своей жизни. В первую мировую мы оба командовали ударными соединениями.

Передо мной лежит его последнее письмо ко мне, от 15 июля, где он пишет: «Если мне суждено умереть, то лучше в родном доме или родном городе, чем где-нибудь на дороге в жидкой грязи канавы. Такой смерти я более достоин, и она доставляет гораздо меньше хлопот».

Еще он добавил: «Je tiens à vous dire que c’est l’amitié admirative que vous m’avez inspirée qui m’a rapproché de mes anciens adversaires de 1914/1918». [291] «Я хочу Вам сказать, что та восхитительная дружба, на которую Вы вдохновили меня, сблизила меня с моими бывшими противниками 1914/1918 годов» ( фр .).

Мне понятно, что это — осознанные слова прощания, как и его молитва, о которой Клаус Валентинер мне написал: упаси Господи, чтобы молодой француз взвалил на себя вину, пролив собственную кровь. В эти дни я познакомился с горечью, опозорившей лучших. В первую мировую мои друзья погибали от снарядов, во вторую — это стало преимуществом счастливцев. Остальные гниют в тюрьмах, накладывают на себя руки или погибают от руки палача. В пуле им отказано.

Париж, 5 августа 1944

Американцы стоят у Ренна, Майенна, Лаваля и отрезают Бретань. Прощальные визиты, сегодня вечером — у Залманова. И мой парикмахер, уже много лет постригающий меня, чувствует, что сегодня в последний раз справляет свою службу. Его прощальные слова согласовывались с духом его сословия и с его симпатией ко мне: «J’espère que les choses s’arrangeront». [292] «Надеюсь, что все изменится» ( фр .).

Париж, 8 августа 1944

Еще раз на смотровой площадке Сакре-Кёр, чтобы кинуть прощальный взгляд на великий город. Я видел, как в горячем солнце дрожали камни, словно ожидая новых исторических объятий. Городские площади — женского рода, они склоняются только перед победителем.

Париж, 10 августа 1944

Днем у Флоранс; может быть, этот четверг — последний.

Возвращался по раскаленной улице Коперника. Там я купил маленькую записную книжку, которой в беспокойное время пользуюсь вместо дневника. Выходя из магазина, столкнулся с Марселем Арланом; {206} 206 Арлан Марсель (1899–1986) — французский критик и новеллист, автор нескольких сборников рассказов. мнение о нем я составил только в эти последние недели, прочитав его роман. Я ценю в нем бесстрашие, хотя оно слегка и тронуто заносчивостью. Мы обменялись рукопожатием.

Стихи навели меня на мысль: в свою работу о нигилизме включить дендизм как одну из первых его ступеней.

Париж, 13 августа 1944

После полудня прощальные визиты, последние встречи. Прогулка с Шармиль по набережным Сены. Каждый из больших отрезков времени реализуется в бесчисленных личных расставаниях.

В пути, 14 августа 1944

Внезапный отъезд с наступлением вечера. Привел в порядок комнату, поставил на стол букет цветов и раздал чаевые. К сожалению, забыл в шкафу письма — невосполнимая потеря.

Сен-Дье, 15 августа 1944

Путь в Лотарингию, в Сен-Дье — через Сезанн, Сен-Дизье, Туль и Нанси. Дороги, мерцая в лучах уходящего лета, тщательно выслеживались истребителями. Мы проезжали мимо вереницы горящих автомобилей. Иные лежали уже грудой белого пепла.

Сен-Дье, 17 августа 1944

В казарме, еще несколько дней тому назад носившей имя Вицлебена и ныне лишившейся его. Ночью бурные сновидения исключительной резкости, когда, как в перевернутой подзорной трубе, сгущаются не только формы, но и краски. Я стоял на мраморной лестнице, по ступеням которой, извиваясь, взбирались змеи.