На улицах Вены Наташа то самоуверенна, то наоборот. Она понимает, что люди часто узнают ее, и тогда ощущает себя скорее «собакой необычной окраски», нежели «экзотической птицей». Она не переносит толп: долгие годы одиночества с одним лишь Приклопилем в качестве компании превратили для нее скопления людей в неприятное и весьма тревожащее препятствие. На время написания книги она не рискует выходить одна — с ней всегда кто-нибудь да есть.
Она любит музыку и кино, однако один ее выбор, пожалуй, несколько странен. Это «Парфюмер», история о человеке, рожденном без собственного запаха, но одаренном сверхчувствительным обонянием. Он занят составлением идеальных духов, выделенных из тел мертвых женщин. Наташа объяснила: «Это весьма странная идея, делать духи из женщин. Но деяния этого человека в фильме не осуждаются. В конечном счете, как это ни странно, все его любят. Он разыгрывает невинность, и все верят, что он просто ангел». Последняя фраза точно описывает личину нормальности ее похитителя.
Один человек, вхожий в ее узкий круг, на условиях анонимности поведал авторам:
Необходимо постоянно иметь в виду, сколь двойственно ее положение. Порой она может выглядеть и говорить как зрелая, взрослая женщина, тогда как в другое время она представляется десятилетней девочкой. И у меня нет сомнений, что относительно некоторых аспектов ее личности она и есть десятилетняя девочка. Ведь она не прошла через нормальные фазы развития, как все остальные. У нее не было периода полового созревания и, что более важно, у нее не было возможности для взаимодействий с другими людьми. За исключением этого чудовища, державшего ее в заточении.
Поэтому-то она порой и обладает инфантильными представлениями об окружающих ее вещах, о своем будущем развитии в мире прессы и так далее. Теперь, когда она заработала достаточно денег, чтобы обезопасить свое будущее, для нее лучшим было бы удалиться от общественности и посвятить себя излечению и завершению образования. На лечение у нее, несомненно, уйдут годы.
Я лишь надеюсь, что ее адвокаты не потеряют почву под ногами и с успехом справятся со всем этим. Я, однако, считаю, что это раскручивание Наташи, превращение ее в ходовой товар для Голливуда, чтобы продать приукрашенную версию жизни в доме, путь совершенно неверный. Эта дорога не приведет ее никуда.
По-моему, ей нужно выздоравливать, заживлять раны и держаться подальше от взоров публики.
Существует реальная опасность, что возможность заработать деньги затмила рассудительность окружающих ее. В задачи ее консультантов должно входить объяснение последствий и тяжести принимаемых ею решений, они не просто должны соглашаться со всем, что она говорит, а порой даже подстрекать ее к определенным вещам.
Наташу нельзя слишком идеализировать, какой бы умной и исключительной она ни была, ибо она все еще хрупкая девушка, подвергшаяся испытанию, которое никто из нас не может осмыслить. И даже у самых опытных психиатров, включая и окружающих ее, нет инструментов для борьбы или определения полного спектра последствий этих восьми с половиной лет ее жизни, что были у нее отняты.
Беспокойство о физическом и душевном благополучии Наташи неподдельно, и оно разделяется ее семьей и психиатрами, опасающимися, что она ставит материальный успех выше крайне необходимого шага по нахождению своей опоры в мире, который до недавнего времени она знала лишь по радио и телевидению. Она выразительно говорит и строит грандиозные планы — замедляя тем самым, как считает член ее крута, процесс излечения. Часть которого заключается и в обсуждении с врачевателями подлинной природы ее взаимоотношений с Вольфгангом Приклопилем, что она твердо отказывается делать. Она пообещала, что не раскроет эту тайну.
Данный вопрос секретности или права на частную жизнь, в зависимости от вашей точки зрения, является, безусловно, ключевым относительно того, как будет разворачиваться окончание необычной истории Наташи. Он затрагивает не только прогресс продолжающегося полицейского расследования и развитие самой Наташи, но также и понимание остальным миром истории, ставшей предметом огромного и настойчивого интереса общественности. Основываясь на специфических австрийских законах о неприкосновенности частной жизни, ее адвокаты принуждают газеты и журналы на ее родине не заниматься домыслами, что же происходило на Хейнештрассе, 60, или на прогулках. На ее родине людям запрещено интересоваться подлинной природой ее жертвенности.
Читать дальше