Андрей Болибрух - Воспоминания и размышления о давно прошедшем

В твоих синих с отливом пресный
И ненужный мой мир надтреснут.

Все в одном, одном твоем взгляде,
Взгляде юном, порочном взгляде!
Губы в модной блестят помаде,

И пальто по последней моде.
Твое тело желанье сводит,
В твоих синих усмешка бродит,

И стоишь, как в гриппозном бреде
У порога своей передней.

Мир свернулся, зарылся в платье,
Лег клубком у твоей кровати,
Как собака в ночной дремоте,
Взвыв на ржавой протяжной ноте.

И опять ты мне раз за разом
Об одном и том же, что «разум
И любовь» — это только фраза,
Что любовь — это просто проза,
И глядишь на меня с вопросом.

Мне лень мила, мы с ней накоротке,
Я коротаю с ленью дни и ночи,
И мне милее леность многоточий,
Чем бойкость точек в стиснутой руке.
У времени на жестком поводке,
Как часто убеждаешься воочью,
Что даже леность стихотворных строчек —
Иллюзия, постройка на песке.

Но я люблю песчаные строенья!
Они сродни моим стихотвореньям.
Сегодня есть, а завтра — наплевать!

Мне лень возиться с одой, триолетом,
Я связан с ленью, стало быть, с сонетом.
И не покину мягкую кровать!

Когда кипящею струёй
На море ляжет позолота,
Из поднебесного киота
Уходит солнце на покой,

Когда созвучна с тишиной
Луны тоскующая нота,
Земля рукою Дон-Кихота
Преображает облик твой.

О, если б морю сохранить
И эту золотую нить,
И толстые седые пряди

В своём языческом наряде,
И в брачном утреннем обряде
Ночные звёзды утопить.

Тонкое чувство ритма
Дано ему от природы.
И молодость, звонкость рифмы,
Изящные повороты
Стиха сберегли б от рифов,
Когда б ни служебных грифов,
Ни скрепок водовороты.
И он ушёл в Бегемоты.
На дне большого болота
Друзья нашлись и подружки.
И как-то, сострив, за кружкой
(Обидев при том кого-то),
Был прозван одной лягушкой
За цепкость и злость Андрюшкой.

Мне не забыть этот тягостный день:
Шпалы в подсолнечном масле,
Злая упала трамвая тень,
И фары его погасли.

Правая рука — хрясь!
Левая рука — хрясь!
Голова Берлиоза — в грязь!
Ужас.

Тут и Аннушка с маслом,
И Бездомный с Пегасом,
И рабочая масса
В блузах.

Не дожил к Первомаю,
Переехан трамваем.
Мы с Коровьевым знаем:
Воланд.

Хулиган с портсигаром,
Рукоять до упору,
Смотрят очи с укором —
Поздно.

Правая рука — хрясь!
Левая рука — хрясь!
Голова Берлиоза — в грязь!
Ужас.

Баку хорош вечернею порой,
Когда спадает августовский зной,
Когда огней цветная вереница
Преображает ночь, преображает лица.

О, как тебе идет ночной покрой,
Редеющий автобукашек рой,
Прожекторов светящиеся спицы
На разноцветной водной черепице.

Каких несостоявшихся наяд
Скрывает твой таинственный наряд?

Но скоро утро, и белесой ватой
Сменилась ночь, и жестким ароматом,
Бакинским запахом очередного дня
Упало с моря утро на меня.

Когда захочешь чувствовать себя
На положенье муравья,
Быть винтиком в могучей колеснице,
Не нужно в прошлое переноситься.
Достаточно пойти в военкомат,
И муравейник будет очень рад.

Сонет влечет меня своею красотой,
Своею первозданною природой,
Где первых строчек медленные воды
К озерам слов приходят на постой.

А озеро подернуто слюдой
Красивых фраз, но ветреной погодой
Слюда крошится, обнажая броды
И омуты с бездонной глубиной.

А в омутах созвездья лучших мыслей,
Как цепь икринок, на строках повисли,
А в омутах чем глубже, тем темней.

Там темные провалы подсознанья,
Там образы и мысли без названья,
Могилы слов и отзвуки теней.