Аркадий Ваксберг - Лиля Брик. Жизнь и судьба

Возобновился роман не сразу. Все еще прикомандированный к автороте, вольноопределяющийся Маяковский должен был возвратиться в Петроград. Между ним и Женей шла переписка, нам не известная. Похоже, о ней не знала и Лиля. Причем не только о переписке, но сначала, по всей вероятности, даже о самом существовании Евгении- Ланг. В разные годы Лиля не раз говорила, что Маяковский никогда не скрывал от нее своих увлечений. Впоследствии, видимо, так и было, но относилось ли это и к Жене? Вероятно, нет: когда очень хотел, Маяковский умел быть скрытным. И Женя была не из тех, кто стремится «работать на публику», афишируя свою близость к знаменитым поклонникам. К Жене Маяковский в июне умчался в Москву. Здесь их отношения и перешли наконец в «высшую фазу». Они длились восемь месяцев. Многие годы спустя Евгения Ланг призналась: «Это были месяцы счастья».

«Месяцы счастья» прерывались его пребыванием в Петрограде. Чтобы развязать себе руки для поездок в Москву, он добился у своего военного начальства нового отпуска — теперь уже на целых три месяца. Большевистский переворот и вовсе сделал его свободным. Отъезд на долгое время в Москву, над причиной которого ломали голову его биографы, стараясь найти непременно политические мотивы, скорее всего, был вызван обстоятельством очень личным, по-человечески вполне понятным: просто Женя, зная о Лиле, ни за что не хотела ехать с ним и Петроград. С ним и к нему... Альтернатива была такой: разрыв с Женей— или Москва. Измотанный «невзаимностью», Маяковский выбрал Москву, то есть попросту Женю, в надежде найти с ней душевный покой. Для этого он должен был снять с себя те вериги «любовного рабства», на которых «нацарапано имя Лилино», и вновь обрести чувство хозяина положения. Быть уверенным в том, что любим и что эта любовь не подвержена никаким ветрам. Не усомниться в том, что женщина, которая рядом, ради него готова на все. И это он получил! Но изгнать Лилю из его мыслей и сердца ни Жене, ни кому-то другому было уже не под силу. Бегство от самого себя, как известно, ничего не приносит, кроме новой печали.

Чтобы избавиться от докучливой опеки родных, Маяковский покинул дом на Пресне, где жили мать и две его сестры и где в чисто бытовом смысле он был вполне ухожен. Поселился в гостинице «Сан-Ремо» на Петровке. Как он ни таился, но в общественных местах появлялся вместе с Женей, и остаться незамеченным это, разумеется, не могло.

Была Женя и на вечере в Политехническом в конце февраля 1918 года, где публика выбирала «короля поэтов». Маяковскому досталось второе место — «королем» стал Игорь Северянин. «Болеть» за Маяковского пришли тогда и Эльза с Якобсоном, который был даже избран членом комиссии, подсчитывавшей бюллетени. Эльза ли сообщила или кто-то другой, но так или иначе до Лили дошла, вероятно, весть о спутнице Маяковского. Свидетельством служат, скорее всего, строки ее письма к нему, где Лиля с очаровательной женской игривостью, но вполне недвусмысленно дает ему знать, что его тайна раскрыта: «Ты мне сегодня всю ночь снился: что ты живешь с другой женщиной, что она тебя ужасно ревнует и ты боишься ей про меня рассказать. Как тебе не стыдно, Володенька?»

Боялся он рассказать не про Лилю — о ее существовании и об их отношениях знал не только «весь Петроград», но и «вся Москва». В том числе и Женя, которой он не смел признаться, что Лиля из его жизни никуда не ушла и что Жене ее заменить не под силу. С поразительной точностью Лиля и на этот раз сразу все поняла, все просчитала, подслушала ход его мыслей и нанесла точнейший удар.

«Не бываю нигде», — коротко ответил Маяковский «дорогому, любимому, зверски милому Лилику», как бы пропустив мимо ушей рассказ о ее «сне» и заверяя: «От женщин отсаживаюсь стула на три, на четыре— не надышали б чего вредного. <...> Больше всего на свете хочется к тебе. Если уедешь куда, не видясь со мной, будешь плохая».

Оберегая его покой и не желая самой выглядеть, по меньшей мере, двусмысленно, Лиля не писала ему о разыгравшейся тогда гнусной истории, незаслуженно бросившей пятно на его честь. Блистательный литературный критик и эссеист, признанный эталоном интеллигентности в русской литературе XX века, Корней Чуковский ни за что ни про что оклеветал Маяковского, которого имел все основания считать своим другом. По причине, которая до сих пор никому не известна: он насплетничал Горькому, будто Маяковский не просто обесчестил чистую и невинную девушку, но и заразил ее сифилисом, подцепив, стало быть, эту постыдную болезнь у жриц свободной любви. Сифилис тогда считался исключительной «привилегией» проституток.