Юрий Бегунов - Александр Невский

Князю Ярославу Всеволодовичу, брату покойного Константина, своего покровителя, епископ не мог отказать в просьбе. Да и как отказать новгородскому и переяславскому воителю, не сидевшему долго на одном месте, а сражавшемуся непрерывно за землю Русскую? Пергамены подождут, а брани не ждут: загораются то там, то сям, зовут на бой. Вот и сейчас требуют к себе Ярослава неуемные новгородцы. С карелой и чудью воевать надо: не платят урочных даней Господину Великому Новгороду. Пора князю ехать на войну, но и сыновей постричь пришло время: поди задержались на женской половине, пора учить делу ратному, княжескому.

Князь с княгинею в богатых княжеских одеждах, с княжескими цепями, при венцах и знаках власти встречают гостей на теремном красном крыльце. И хотя от дворца в Спасо-Преображенский собор можно было бы пройти по верхнему переходу, по обычаю надлежало подкатить к вратам церковным на колеснице.

Виновники торжества — княжичи Федор и Александр — одеты в кафтаны зеленого атласа с золотыми узорами, в княжеские шапки, соболями отороченные. На шеях висят тяжелые золотые цепи с медальонами, в овалах которых видны княжеские львиные гербы, как положено во Владимиро-Суздальском княжестве. Порты — червонные, сапожки — легкие желтого сафьяна. Волосы — светлые, до плеч. Не княжичи — а парсуны писаные! А народу-то на площади, что на торжище в престольный праздник: бояре, дворяне, гридни, тиуны, милостники, дружинники, купцы, ремесленники, горожане, смерды с окрестных сел. Все в нарядных одеждах, кто как, по чину и по достатку. Домовитые носят кафтаны, епанчи немецкие, поярковые высокие остроконечные шапки, кожаные сапоги. Женщины опушивают низ своего платья белками и горностаями; головные уборы высокие, называемые «ботта».

Все званы князем Ярославом Всеволодовичем на поместный пир после окончания обряда пострига. На княжем дворе уже накрыты столы с зеленым вином, медами, пивом, брагою, заморскими винами, напитками, квасами. Приготовлены кабаны да лебеди жареные, осетры пареные да икра, куры и гуси, уха и шти, сочиво и каши, овощи заморские и свои. Ведь князь Ярослав во всем хотел подражать ласковому князю Владимиру с его пирами.

Вот уже ударили колокола соборные, и малиновый звон поплыл по городу, отдаваясь эхом на озере и в дальних полях.

Княгиня с княжичами села в колесницу, застланную дорогим ковром шемаханским. У мальчиков от приветственных криков разболелись головы, от счастья да от страха замирали сердца.

Подъехали к четырехстолпному белокаменному собору. Сошли с колесницы. Федор с Александром, взявшись за руки, степенно прошествовали между двух живых стен людских, поднялись по ступеням, вошли в высокие врата церковные, истово трижды перекрестились, как учил священник Иоаким, отец духовный. В соборе народу стоит немало, но в полумраке плохо видно. Впереди — яркое пятно освещенного свечами амвона, виден дивный иконостас собора, озаренный огнями лампад и свеч. Иконы и фрески еле видны в отблесках света. Чудное греческое паникадило свисает из-под купола храма и вот-вот зажжется, осветив нарядную толпу переяславской знати.

На ступеньках амвона стоит седой и осанистый старец в митре и золоченой ризе — епископ Симон. Он размашисто перекрестил мальчиков, а заодно и восприемника, боярина Федора Даниловича. Подвел их к престолу. У самых царских врат, где видны иконы Благовещения и четырех евангелистов, лежали две пуховые подушки в алой наволоке. Мальчики услышали старческий дребезжащий голос: «Идите сюда, дети мои». Владыка подхватил одного, а затем другого и усадил на высокие подушки. «Приспел час быть вам князьями, чада мои. Учиним же сей обряд, как пращуры наши чинили».

— Заповедывай нам вся во славу Твою творити, пришедшаго раба Твоего начаток сотворити стрищи власы главы вашея, — прочитал молитву старец и взял ножницы. Епископ защелкал ножницами сзади на затылках, слегка подрезая локоны и складывая их на поднос, который держал в руках служка.

Ангельское пение зазвучало на клиросах и затем смолкло. Потом возгласил дьякон, и снова запели клирошане. Торжественный молебен начался, но продолжался, по обычаю, недолго.

Княжичи встали, сошли с амвона и увидели перед собой высокую фигуру отца, который держал в руках два небольших меча в ножнах, с узорчатыми поясами и зелеными застежками к ним. Отец смотрел в глаза княжичам строго и торжественно. Воздел руки к небу, помолился, произнеся в конце каждого стиха молитву: