Юрий Котлов - Мои осколки

Ездили в Челябинск и мы в гости. Я, мать, бабушка, сестры двоюродные Наташа и Валя, и родная сестра вроде бы, но ее, как обычно, не помню. Помню лишь момент, когда в парке раскачались здорово с Игорем на лодочке, а сестра моя от злости взяла и на тормоз нажала, чуть не вылетели с ним из этой лодочки и перепугались здорово. И еще помню, как ездили купаться на какое-то известное озеро (название забыл), и как отец Игоря, дядя Коля, каждый вечер приносил после работы пиво, и Игорь хлестал его вместе с ним, а тетя Аня, мать Игоря, говорила: «Пусть пьет, оно полезное». Однажды поймали у них в квартире летучую мышь. И еще помню, правда, плохо, мальчика по имени Артур, который жил с ними в одном доме и с которым мы дружили. Когда уже мы уехали, нам написали, что Артур этот играл на стройке с ребятишками, и на него упала огромная лестница, задавила насмерть.

Потом мы стали взрослеть, стали реже видеться. Дядя Коля развелся с женой, тетей Аней, оставил ей и детям, Игорю и Оле, квартиру и переехал к нам. Владимировка стала вымирать, многим деревенским давали квартиры, и они уезжали в город. Дяде Ване почему-то не давали, и тогда он топором прорубил с двух сторон стены щель, наискосок, от пола до потолка, — дескать, дом аварийный, дал трещину. Приехала комиссия, составила акт, квартиру дали, Наташа и Валя вышли замуж, Валя с мужем уехала в Коломну вслед за моей сестрой, квартиру зарабатывать, Наташа с мужем-прапорщиком уехали в Германию.

Вовка, брат двоюродный, отслужив в армии, женившись, из Владимировки переселяться не стал, стал работать водителем на «КамАЗе». Возил кирпичи и, приезжая на обед, понемногу сбрасывал, так на новый дом и набрал. Строили его вместе, дядя Коля, каменщик по специальности, руководил. Матери, тете Марусе и другим доставалась грязная и тяжелая работа — таскать, ломать, месить. Дом получился добротный, с большой мансардой, но Вовка так и не довел его до ума — с женой развелся и спился.

Вспоминая то время, давая какие-то оценки, боюсь показаться необъективным в силу сыновней любви к матери, но она, мать моя, добродетельная в бабушку, все больше и больше напоминает мне Матрену из известного рассказа Александра Солженицына. Чужим, не только своим, всегда готова помочь, бесплатно, по доброте душевной, и так же неловко было ей обращаться с просьбой к другим, и врача себе из поликлиники тоже всегда стеснялась вызвать, и этими поступками заслуживала неодобрительные отзывы иных, более практичных родственников.

После восьмого класса я ушел в ПТУ, выбрал специальность слесаря КИПиА, с тройками в девятом делать нечего, и средств нет, чтобы потом пристроить меня в институт или университет. Да и не горел я желанием учиться. Не желая получить систематического обучения, просвещался самостоятельно, читал то, что нравилось. И открыл для себя в те годы «Плутонию» Обручева, «Затерянный мир» Конан-Дойла, «Странников» Шишкова, да и еще много интересных книг. Позднее полюбил Паустовского, Гашека, Хемингуэя, Джека Лондона, Сэлинджера, тех авторов, кто заставлял сопереживать, кто парой строк мог выдавить из тебя слезу. Например, такие строки можно найти у Паустовского в его «Судьбе Шарля Лонсевиля» или в рассказе «Драгоценная пыль». Во многих его рассказах. Или у Бунина в «Жизни Арсеньева»: «В далекой родной земле, одинокая, навеки всем миром забытая, да покоится она в мире и да будет вовеки благословенно ее бесценное имя. Ужели та, чей безглазый череп, чьи серые кости лежат теперь где-то там, в кладбищенской роще захудалого русского города, на дне уже безымянной могилы, ужели это она, которая некогда качала меня на руках?»

Паустовский сказал про эти строки, что их нельзя читать без душевного потрясения. Абсолютно с ним согласен.

Закончив ПТУ, я сам пришел в военкомат проситься в армию, и на меня смотрели там, как на сумасшедшего. Большинство ровесников пытались чудить, чтобы лечь в больницу и добиться отсрочки. То во время комиссии тайком в туалете каплю крови в мочу пустят, чтобы помутнела, то еще что учудят, а тут — нате, сам пришел. Подивились, дело перелопатили, нашли выписку от гематолога, где я продолжал состоять на учете, и отправили домой, сказав, что про армию могу позабыть навсегда.

Устроился тогда электромонтажником второго разряда на местный Механический завод, где выпускали для военных целей мины и гранаты, а для мирных — детские велосипеды. Три года проработал, и воспоминания о том времени остались самые приятные: зарплата сто рублей, добродушные мужики в бригаде, напарник Асым Хамзеевич, пожилой татарин, вечно страдавший с похмелья. Опохмелится и пропадет по своим делам. Я мотаюсь по заводу, знакомлюсь с практикантками в пирожковой или отковыриваю с электромагнитных пускателей серебряные контакты. Здесь же, на заводе, познакомился с сестренками-близняшками. Таня и Оля. С Таней и лишился невинности, потом по моему настоянию она сделала от меня аборт, и мы расстались. Не готов я еще был к семейной жизни, да и она была не тем человеком, что был мне нужен.