Павел Дарманский - Побег из тьмы

Невольно приходилось задуматься над тем, что в массе народа мы, семинаристы, посвятившие себя, свою жизнь служению богу, представляем единицы. Мы тогда еще не понимали и не чувствовали оторванности от людей, от общества, а верили, что нас сам бог избрал себе на служение. Нельзя было не заметить, что все люди живут иной жизнью, что, если кто из них и религиозен, он не выпячивает это, верит скромно, незаметно. Нельзя было не видеть и трудящуюся молодежь, жизнь которой была совсем не похожа на нашу. Как раз в то время по соседству с семинарией днем и ночью строители возводили здание нового городского вокзала. Мы же дни и ночи проводили над библией, житиями святых, совершали бесплодные молитвы и бесполезные поклоны. Ослепленный верой и придавленный религиозной мистикой, я старался исполнять евангельский завет: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви отчей, ибо все, что в мире — похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (I Послание Иоанна, глава II, стихи 15—16) и др. Это изречение должен был знать каждый семинарист. И тем не менее все семинаристы и преподаватели-богословы на каждом шагу нарушали этот завет, ибо всецело зависели от того мира, который были обязаны ненавидеть. Этот мир кормил их и поил, одевал и грел, защищал и предоставлял в их пользование удобства и блага. Невольно приходилось замечать прямое противоречие теории и практики христианства.

Наблюдая за поведением и образом жизни преподавателей семинарии, нельзя было не заметить равнодушия к своему делу, хладнокровия в нарушении религиозных предписаний. Например, семинаристам запрещалось курить под страхом увольнения, а сами преподаватели (как светские, так и духовные), почти все курили. Как соберутся, бывало, в актовом зале на совет, столько накурят, что даже лампадки гаснут и икон не видно из-за табачного дыма.

На уроках наиболее рьяные семинаристы, ссылаясь на библию, доказывали греховность курения. А протоиерей Дмитрий Дуцык, тоже ссылаясь на библию, доказывал, что курить не грех. Осматривая класс поверх очков, он любил повторять:

— Всякое зелье от бога есть! — делая сильное ударение на слове «есть».

А поскольку водка и вино тоже «божье зелье», то отец Дмитрий очень любил эти напитки. Часто после вечернего богослужения он отправлялся в пивную на Пушкинской улице, а идя оттуда, уже «писал мыслети».

— Вся радость в этом: выпью и на душе легче, и мир становится каким-то иным, праздничным, — признался как-то Дуцык церковному старосте Игорю Тихоновскому, занимая у последнего денег на 200 граммов, чтобы матушка не знала. — Верно, очень верно священное писание изрекло: «Вино веселит сердце человека».

— Э, отец Дмитрий! Да то ж в Ветхом завете. А в Новом апостол Павел прямо говорит: «Не упивайтесь вином», — заметил Тихоновский.

— Позвольте, позвольте, это в послании к ефесянам, а в первом послании к Тимофею тот же апостол и тоже не криво, а прямо говорит: «Впредь пей не одну воду, но употребляй и немного вина…» — отпарировал Дуцык.

— Хорошо, но ведь сказано: немного!

— А я что много? Двести граммов разве это много? Да ведь сам Христос наш пил, вспомните свадьбу в Кане Галилейской, где он впервые сотворил чудо. И не какое-нибудь простецкое чудо, а шесть водоносов воды претворил в вино.

За пьянство сняли Дуцыка с должности инспектора семинарии, за пьянство запретили ему служить и отослали в монастырь в качестве псаломщика — ничто не помогло.

Преподаватель церковнославянского языка и истории русской церкви Семен Васильевич Зубков относился к воспитанникам очень грубо, как во времена бурсы. Каждого семинариста он называл дурнем.

«А ну ты, дурный, отвечай, — обращался он к кому-нибудь. Если же кто-нибудь отвечал урок плохо, он высоким фальцетом кричал: — Садись, дурный, ков-ба-са тебе!»

«Ковбасою» он называл единицу. А мы в отместку называли Ковбасою его.

Семинарист Иван Коваленко был страстным женоненавистником. Захочет Семен Васильевич повеселить класс и вот на уроке заставляет его склонять, например, слова «жена», «девица», «невеста» или по истории русской церкви рассказать о Марфе-посаднице. Коваленко отказывается: «Да что вы такой грех говорите!» Семинаристы хохочут, а Зубков с издевкой ему: «От дурный!»

Семинарист Андрей Шилин отличался жадностью к деньгам. Его отец служил попом на Херсонщине. Будучи дьячком у своего отца, Шилин тайно от него копил деньги и прятал их на чердаке дома. Отказывая себе во всем, он был худым и бледным, далее не имел смены белья, ходил оборванный и спал в верхней одежде. «Плюшкиным двадцатого века» называли мы его.