Евгений Чазов - Рок

Судьба, вернее, рок помогали Б. Ельцину в его борьбе. Что бы он делал, если бы в августе 1991 года не был организован так называемый путч? Я до сих пор, хотя о нем написаны десятки воспоминаний, не могу понять, что же это было. Я знал хорошо почти всех участников ГКЧП. Это были честные люди, отменные службисты, хорошие исполнители решений. Но среди них не было ни одного лидера, ни одной сильной, решительной личности, которая могла бы провести в жизнь поставленные цели, а главное, справиться с Ельциным. Да они и не пытались этого сделать. Мне казалось тогда, что вся ситуация возникла из-за характерной для М. Горбачева двойственности поведения, его нерешительности, стремления уйти от ответственности. Как бы там ни было, но так называемый путч, обернувшийся фарсом, был подарком Ельцину. Фигура Бориса Николаевича на танке стала символом борьбы за свободу и демократию. Мне же невольно вспоминаются слова А. Пушкина о толпе:

А баснями питается она,

Ей нравится бесстыдная отвага.

Отрезвление придет через много лет.

Хотя при возвращении из Фороса М. Горбачев и пытался казаться героем, который не пошел на поводу у изменников, для меня было ясно, что в борьбе за власть побеждает Б. Ельцин. Путч развязал ему руки. А что было бы, не будь путча? Никто из политологов или иностранных обозревателей не сомневается, что у Б. Ельцина и до этого события был сценарий прихода к власти - просто борьба затянулась бы. Д. Кьеза ссылается на заявления Попова и Бурбулиса: «...осенью наступил бы наш черед... Мы сами дали бы бой». После путча настали новые времена - совсем по Н.А. Некрасову: «Бывали хуже времена, но не было подлее».

Предавали идеи, товарищей, друзей. Каждый жил своей жизнью, стремясь лишь получше устроиться в новых условиях и в новой системе. В историческом плане позором покрыли себя коммунисты, предавшие завоевания своих отцов, легко отдавшие на заклание созданную ими великую державу - Советский Союз. Среди тех коммунистов, кто заседал на различных уровнях властной иерархии, не нашлось личности, которая могла бы, реформируя страну, сохранить благополучие большинства населения. Взамен всех идеалов и устремлений над обществом засиял один манящий символ новой жизни — доллар, рубль, ради которых утверждена новая мораль.

Для меня путч, Форос тоже были определенным рубежом, изменившим представление о человеческих ценностях и окончательно добившим мою веру в общественные и политические приоритеты, в политиков всех мастей, в искренность лидеров, борющихся за власть.

Утром в день объявления ГКЧП я позвонил в не так давно оставленное мной 4-е Управление и спросил у своих бывших секретарей, где руководство. Ответ, признаться, меня удивил — начальник Управления отдыхает на Валдае и не собирается в ближайшие дни возвращаться. Но если руководитель, обеспечивающий охрану здоровья президента страны, отдыхает, значит, все разговоры о болезни главы государства — блеф. Успокоившись, я продолжал работать, понимая, чем закончится вся эта эпопея.

Еще шли митинги, дебаты, бурлила страна, а кое-кто уже занялся решением беспокоивших его проблем. До сих пор не могут понять, почему я попал в орбиту интересов определенных лиц, пытавшихся скомпрометировать меня в глазах общественности, разрушить представление обо мне как о честном, искреннем, принципиальном человеке. В это время я уже отошел от политической и общественной деятельности, не был близок с М. Горбачевым, далек был от любых интриг и занимался лишь своей профессиональной деятельностью ученого и врача.

В период выборов Б. Ельцина президентом России я получил анонимное письмо, в котором было всего несколько фраз о том, чтобы я наладил отношения с Б. Ельциным. Прочитав письмо, я недоуменно пожал плечами, потому что считал, что никогда и не портил с ним отношения. Подумал: может быть, это связано с тем, что я знал некоторые стороны и особенности его характера и поведения? Но я никогда и нигде не распространялся на эту тему. Лишь значительно позднее «добрые люди» донесли до меня, что Б. Ельцин, мягко говоря, не жалует меня.

Доказательств было предостаточно. В 1994 году Академия медицинских наук отмечала свой 50-летний юбилей. Как заведено, к правительственным наградам представляются наиболее заслуженные лица из состава организации-юбиляра. Естественно, при всем своем отношении ко мне президиум академии не мог не представить к награждению одного из старейших по стажу академиков, да еще известного во всем мире. Я не думал об этом представлении, меня уже давно не волновали ни награды, ни звания. 29 октября утром я получил очень теплую телеграмму от моих югославских коллег и друзей, в которой они сообщали об избрании меня почетным членом Сербской академии наук. Конечно, мне было приятно узнать о признании моего вклада в науку со стороны еще одной иностранной академии. Вечером на приеме по случаю 70-летия академика Ю.М. Лопухина меня отвел в сторонку президент медицинской академии В.И. Покровский и, смущаясь, сказал: «Ты уж извини, мы тебя представляли к награде, но Борис Николаевич из списков награжденных тебя вычеркнул». Находясь еще под впечатлением утренней телеграммы, я, к удивлению Валентина Ивановича, улыбнулся и ответил: «Ну что же, президенту страны виднее заслуги каждого из нас». Мне действительно было безразлично в тяжелом 1994 году, получу я награду от президента Б. Ельцина или нет.