Евгений Чазов - Рок

Когда возникала сложная, весьма конфиденциальная ситуация (как, например, с передачей Брежневу вместо разрушающих его личность снотворных средств, которые он требовал от своих друзей, «пустышек», заполненных безвредным нейтральным порошком), Ю. Андропов обращался к В. Чебрикову, которому беспредельно доверял. Недаром на второй или третий день после избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС он освободил с поста председателя КГБ ставленника К. Черненко — Федорчука и назначил на его место Чебрикова.

Одна из самых больших ошибок М. Горбачева заключалась в переводе В. Чебрикова секретарем ЦК КПСС с поста председателя КГБ и назначении на эту должность В. Крючкова, бывшего помощника Андропова, начальника его секретариата, а затем руководителя разведки. В. Крючков, честный, принципиальный, несколько прямолинейный, конечно, все же уступал Чебрикову в возможностях организации работы такой системы, как КГБ, а главное, в оценке складывающейся политической ситуации и возможных ее последствий. И, к сожалению, ни тот ни другой не имели тех талантов, которыми обладал Ю. Андропов. Зная многих сотрудников КГБ тех лет, могу утверждать, что Ю. Андропова не только уважали и признавали в этой организации, но и в определенной степени гордились им.

Наши встречи с Андроповым были весьма откровенными. Я полностью доверял ему и, зная его честность, верил: все, что он делает, — на благо страны, на благо народа. Может быть, я ошибался, как, например, тогда, когда он убедил меня, что сохранение хотя бы минимальной активности Брежнева и его пребывание на посту генсека — в интересах страны, ибо обеспечивает спокойствие, стабильность и мир. Мне кажется, что и Ю. Андропов при всей присущей ему осторожности чувствовал себя со мной раскованным, хотя, конечно, и не раскрывался до конца.

Часто наши беседы выходили за рамки обсуждения только здоровья Брежнева. Я видел разного Ю. Андропова. Видел я его и растерянным, непохожим на себя, -перед вступлением наших войск в Афганистан. Помню, как он волновался, когда пытался перед штурмом дворца Амина выманить из Кабула брата Амина - Абдулу, начальника госбезопасности Афганистана. (Это был, по его словам, не только жестокий человек, виновник гибели многих видных афганских политических и общественных деятелей, но и человек, державший в руках охрану Кабула.) Когда с нашей помощью это удалось, по реакции Ю. Андропова я понял, в каком напряжении находится этот внешне спокойный и уравновешенный человек. Я не услышал от него «спасибо», но его слова после завершения операции были точно рассчитаны на нас: «Вы, наверное, не представляете, что она (операция по вызову брата Амина в Москву) сохранила не один десяток жизней наших людей».

Редко я видел его эмоции — радость по поводу успехов, возмущение и горечь в связи с неудачами. Это был очень рациональный, расчетливый человек. Однажды, как бы предчувствуя ту критику, которая обрушится на нас, врачей, после смерти Брежнева от некоторых деятелей из его окружения, я предложил Ю. Андропову, чтобы кто-нибудь предупредил членов Политбюро и друзей генсека о пагубности приема им снотворных средств и так называемых транквилизаторов. Подумав, Андропов ответил: «Не будьте наивным. Неужели Вы думаете, что запретительными мерами можно что-то сделать? Ну, я прислушиваюсь к Вам, Дмитрий Федорович (Устинов), Громыко, может быть, еще один-два человека. Да если Леонид Ильич захочет, найдутся десятки людей, которые тут же побегут доставать эти лекарства, чтобы услужить генсеку или чтобы извлечь выгоду для себя». Так и было: многие, в том числе и члены Политбюро, зная о запрете, поставляли Брежневу его любимые лекарства. (Позже, при Б. Ельцине, было то же самое, только речь шла не о лекарствах, а об алкоголе.)

Однажды Ю. Андропов встретил меня в необычном для него радостном возбуждении. Чувствовалось, что ему хочется выговориться. «Вы знаете, у нас (конечно, он подразумевал не Политбюро или ЦК, а КГБ) большая радость. Нам удалось отправить на Запад А. Солженицына. Спасибо немцам, они нам очень помогли». Зная отношение многих в руководстве страной к А. Солженицыну и их требования принять необходимые меры по пресечению его антисоветской и антигосударственной деятельности, я понял, что Ю. Андропов радуется, найдя такой вариант решения, который устраивает всех, и прежде всего его самого. Именно так, думал я, лидер должен решать вопросы, четко просчитывая возможные варианты, реально оценивая действительность, не поддаваясь сиюминутным настроениям. Надо сказать, что он искренне, а не ради карьеры и не на словах, как многие «перевертыши», был предан идеалам социализма, пролетарской революции, которая сделала из него, волжского матроса, видного государственного деятеля. Можно по-разному относиться к нему, к его деятельности, но нельзя не уважать его за искреннюю веру в принципы, которые он отстаивал, ибо считал, что это — во благо страны и народа. Конечно, такой человек будет до конца защищать и свои идеалы, и взрастивший его строй, причем защищать любыми средствами, искренне веря, что делает это для пользы страны. Иногда в воспоминаниях об Андропове проскальзывает утверждение, что, если бы он жил подольше, оставаясь на посту Генерального секретаря, произошла бы трансформация государственного строя. Это не заблуждение — это незнание Андропова. Уверен, что при нем никогда бы не претерпел изменений социалистический строй. Точно так же он сознательно, а не под чьим-то давлением, как пытаются доказать, вел борьбу с диссидентским движением, считая, что диссиденты — враги существовавшего строя, пытающиеся, прикрываясь демагогическими лозунгами, разрушить государство. Он искренне верил в необходимость такой борьбы и ее законность.