Григорий Речкалов - В небе Молдавии

- Доченьке моей... не стыдно за отца... - и смолк. Что-то мальчишеское, нежное проступило на лице.

Соколов с ношей на руках выпрямился во весь рост. Где-то в крошечной клетке мозга, которая начала жить раньше первого его вздоха и умрет в нем последней, уже решено: "Свое мы исполнили. Не будет тебя, Алексей, и..."

Анатолий обвел взглядом прохладные рощицы Приднестровья, полные запахов, влажные луга: далеко за синью горизонта остался его родной дом.

Рваная тень от облака забралась на косогор, обдала прохладой. В вышине знакомый гул самолетов.

И вдруг стало легко, хорошо, как после крепкого бодрящего сна. В пистолете два патрона. Один для себя, а второй... Да хотя бы тому, белозубому, без пилотки, что ближе других.

Цепочка гитлеровцев с автоматами наизготове сжималась. Анатолий поцеловал холодный, быстро бледнеющий лоб друга.

Страшная мертвая тишина. И в ней, как две хлопушки, щелкнули выстрелы. Но человек в кожанке продолжал стоять, крепко прижимая к груди товарища.

В ужасе оцепенела вражеская цепь. А он, мертвый, с мертвым на руках стоял перед врагом... Потом, как в земном поклоне, медленно присел на одно колено, другое, и теплая земля приняла обоих...

Дед Грозный - так зовут теперь односельчане Евтихия Тимофеевича уверяет: когда поля покрываются тучными нивами и утренняя заря встает над влажными рощами и прохладными лугами, на холме том, среди красоты земной, распускаются два алых бутона.

...Молва о ратных подвигах на войне разносится моментально. Даже в стане врагов.

22 июля наше звено подсадили в Котовск сопровождать "чайки". После очередной штурмовки под Ямполем мы возвращались на аэродром.

Серебристые "чайки", похожие на шустрых ласточек, "брили" над самой землей, то взмывая над лесами и холмами, то прижимаясь к пожелтевшим хлебам. Наша группа на "ишачках" охраняла их, летя чуть выше и поодаль.

За Балтой появилась рваная слоистая облачность. Впереди показался утопающий в садах Котовск.

Неожиданно просветы низких облаков зачернели от вражеских бомбардировщиков и несколько грязных взрывов взметнулось среди станционных путей. Мы группой набросились на врага. Вскоре два "Хейнкеля-111" были сбиты, остальные расползлись, укрываясь за облаками.

К вечеру стало известно, что один уцелевший летчик с "хейнкеля", полковник по званию, взят в плен. На допросе этот матерый фашист показал, что они должны были бомбить наш аэродром в Маяке, не нашли его и попытались сбросить свой смертоносный груз по запасной цели - Котовску. Сожалел он об одном - у него не хватило мужества поступить так, как два русских героя; они умерли обнявшись, и разделить их не могла даже смерть.

Мы не знали тогда - этими русскими героями, что предпочли смерть плену, были Анатолий Селиверстович Соколов и Алексей Иванович Овсянкин. А те, кто выслушивал слезные признания фашиста, отписались об этом лишь строчкой донесения.

Ночная тень легко опустилась на землю. В чистом умытом небе заблестели между облаками первые звезды.

Ночевали мы под самолетом. Рев прогреваемых моторов разбудил нас. Солнце только всходило. На горизонте занялась розовая заря; от нависшей над ней черной тучи заря казалась еще алее. Аэродромная трава была усеяна искрящимися дождевыми бусинками.

Из штаба дивизии приехал офицер по разведке. Прикрепив к кузову машины большую испещренную карту, он бойко сыпал названиями немецких дивизий и армий, которые угрожающими стрелами с севера на юг нависли на нашем направлении.

Сухощавый, в аккуратной, перетянутой ремнями гимнастерке, с отточенным карандашом в руке, старший лейтенант являл собой образчик заправского штабиста. Из всего, что он нам втолковывал, я запомнил и понял немногое: правому крылу войск нашего Южного фронта приказано остановить первую танковую группу фашистов на рубеже Шпола, Балта, Рыбница, а левому крылу и центру - удерживать оборону на Днестре.

Раскрыть нам полностью все "стратегические" хитрости фашистов штабист не успел. Нагрянул генерал со свитой.

- Встать! Смирно!

Команда потонула в пулеметной трескотне. Кое-кто из его спутников присел, а сухолицый аскет с одним ромбом в петлицах от неожиданности плюхнулся за "эмку".

Оружейник, не подозревавший о приезде начальства, очередь за очередью сыпал то из одного, то из другого пулемета - готовил истребитель к бою.

- Прекратить! - хлестнул голос генерала.

Кто-то бросился исполнять приказание, но виновник конфуза, довольный работой оружия, уже кричал соседу по стоянке: