Сергей Бондарин - Парус плаваний и воспоминаний

Сейчас мой друг Яркин работает уже на «Бьюсайрусе», машине гораздо более мощной и сложной — и народ снова толпится вокруг него.

Экскаватор сгрызает грунт со скалы, как человек — остатки мякоти с арбузной корки. Содрогаясь от ярости, он забирает губою песок пополам с обломками скалы — и вдруг с омерзением выплевывает. С усов течет.

Яркин с напарником сидят рядышком в высокой кабинке п переглядываются. Как в театре — в ложе.

У экскаватора характер яростный, а у деррика — величавый. Экскаватор, как сказал сам Яркин, — дикий кабан. Деррик — верблюд.

Очень любопытна история этого «Бьюсайруса».

Когда «Бьюсайрус» прибыл на гору, американцы твердили, что надо ждать представителя фирмы, без него монтировать невозможно, взяться — значит, сломать машину.

Молодой техник Яркин предложил начальнику горы Гончаренко смонтировать экскаватор своими силами. Яркина я помнил еще по Днепрострою. Этот с виду болезненный маленький человек всегда кипел предприимчивостью. Отличный человек Гончаренко думал недолго, дал разрешение.

Уже тогда к месту монтажа огромного экскаватора ходили толпы людей. У них на глазах воздвигалось величественное стройное сооружение. Еще раз я убеждался, что нет ничего прекрасней конструктивной целесообразности форм и линий.

Работа была закончена как-то неожиданно. Однажды, когда наступило время обеда, Яркин слез с машины и вытер руки.

— Вернемся и поведем машину в забой, — сказал он своим помощникам.

Заявление Яркпна сразу стало всем известно. Перед машиной толпились и советские инженеры и американцы, поспешившие со всех участков строительства. Энергетик инженер Левин проверял на машине монтаж электрической части.

Показался Яркин.

— Ну, как? — закричал он издалека.

Левин не отвечал, молча продолжая осмотр.

— Ну, что же, — проговорил Яркин и полез на машину, — Прошу разойтись, сейчас пустим машину в ход, — и взялся за рукоятку.

Раздались крики:

— Стой! Погоди!

Левин и другие, кто вместе с ним осматривал экскаватор, начали прыгать с машины.

Все были убеждены, что сейчас машина окажется под током.

Яркин спокойно уселся, взялся за руль и включил мотор-генератор. Экскаватор качнулся, как бы вздохнул, под его гусеницами, раздаваясь в стороны, заскрежетала рудная осыпь. Яркин повел машину прямо в забой.

Вокруг раздались крики восторга. Американцы, улыбаясь, приветственно подняли руки.

Содрогаясь и грохоча, «Быосайрус» уже опускал свой хобот с ковшом объемом в три кубических метра.

— Трудоточивый великан, — сказал о своей машине Яркин, выслушивая позже поздравления.

Вскоре на экскаваторе работала сквозная бригада из бывших чернорабочих. За короткое время закопчили практические курсы, организованные Яркиным, десятки чернорабочих, грабарей, забойщиков. В горных учебных заведениях многие преподаватели укореняли мнение о необыкновенной сложности экскаватора, и студенты, приезжавшие на Магнитку, смотрели на экскаватор с трепетом, а на Яркина, молодого техника, оседлавшего экскаватор, с восхищением. Уже прибывали новые машины. Яркин говорил своим ученика^:

— Через несколько месяцев все вы станете машинистами и будете рыть гору, как богатыри. Пойдет руда. Может быть, мы с вами еще увидим, как домны выдадут стотысячную тонну чугуна, а из мартенов далеко разольется река стали. А лучшие из вас через пять-шесть месяцев сделаются механиками.

Стотысячная тонна металла. Вот, что занимало воображение Яркина и его учеников…

«А между тем тут — раскрой только глаза — еще заметней, чем недавно на Днепрострое, совершалось самое главное преобразование — преобразование умов, накопление знаний всем народом. То, что выразилось на Днепре в формуле пи эр квадрат, а лучше сказать, приобрело в этой формуле свой символ, здесь совершается шире, энергичней, потому что условия жизни и труда гораздо труднее, а замысел строительства — гораздо дерзновенней… Тут все, как на войне: в любой день у любого человека его дело превращалось в подвиг…»

Теперь, через десятилетня, ясно видно, что так и было.

Магнитка стала и для меня одним из самых важных событий моей жизни.

Машина мчалась среди полей совхоза «Красная Башкирия», давно оставив за собой Урал. Было много ястребов. Рядом с автомобилем, поджав лапки, долго летела синица, потом она метнулась в сторону. Далеко на краю косогора, под облаком, стоял верблюд. Были отчетливо видны оба горба его.

Несколько левее от дороги из-за горизонта уже поднимался дым.