Евгений Велихов - Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания

Посещение американцами совсекретного комбината «Маяк» было связано с демонстрацией наших реальных шагов по сокращению производства ядерных материалов и повышению безопасности ядерной индустрии после Чернобыля. Мы объявили о закрытии нашего первого промышленного реактора, производящего плутоний, — т. н. «Аннушки» — и пригласили группу убедиться в этом. Для них приглашение было полной неожиданностью, так как у нас не было никаких обязательств и даже просьб с их стороны.

Так первые американцы попали на совсекретный объект, изготавливавший плутоний для уничтожения всех американцев, и не только их. Жители и руководство комбината встретили их с такой радостью и гостеприимством, как будто всю жизнь только и ждали. Гендиректор старой закалки показал «Аннушку» и её системы.

Затем поехали на озеро, не на то, конечно, куда сливали отходы, а на соседнее. Мы купались и ели раков, которых здесь же ловили мужики. А вокруг великолепная уральская природа! Не верилось, что это тот самый Кыштым, где в 60-е взорвалась бочка с радиоактивными отходами. Совсем недавно СССР официально отрицал сам факт этого первого Чернобыля. Я пытался пробить согласие на признание, но Л. Д. Рябев, бывший тогда министром среднего машиностроения, возражал, так как боялся, что на него повесят все расходы по реабилитации.

Американцы, конечно, всё знали, но особенно не шумели из «шкурных» интересов. В Англии выступал Жорес Медведев, который тоже кое-что знал в связи с работой в СССР, но не всё и не точно, поэтому многое нафантазировал. Мы же возражать не могли, так как отрицали сам факт. Кроме того, трудно было воспользоваться огромным материалом, который был наработан экспедицией ещё под руководством великого Зубра — академика Н. В. Тимофеева-Ресовского, работавшего там в заключении. А нам это было очень нужно в связи с последствиями Чернобыля, чтобы не начинать с нуля.

Я тогда пытался всё сделать по правилам, но потом плюнул и в Японии открыто признал факт от своего имени и, косвенно, от Академии наук. Академик И. А. Соколов, занимавшийся этими вопросами профессионально, получил возможность обработать и опубликовать бесценный материал. Было бы намного лучше, если бы мы сделали всё это до Чернобыля. Мы смогли обсудить эти события с американцами с точки зрения ущерба для населения, природы и мер по реабилитации.

Следующей остановкой был Сара-Шаган — совсекретный испытательный полигон на озере Балхаш, где испытывались компоненты наших противоракетных систем. В США генерал Дж. Киган вёл в это время мощную кампанию в прессе и в Конгрессе, доказывая лживость нашей политики в отношении критики СОИ. Он демонстрировал разные космические снимки и утверждал, что мы развернули на полигоне системы лазерного оружия, способные сбивать американские боеголовки, ракеты и спутники. Руководителем программы ЦРУ посчитало меня, и на саммите в Женеве раздавали великолепно изданные брошюры с фантастическими картинками и моим портретом. Всю эту кампанию активно субсидировал Мун в своей газете «The Washington Times». Кроме пропаганды эта компания преследовала и реальную цель — добиться от скептически настроенного Конгресса многомиллиардных ассигнований на СОИ.

На самом деле дыма без огня не было. На полигоне была развёрнута чудовищная система так называемого лазерного комплекса ПРО. Но Ю. Б. Харитон был человеком мудрым, честным и смелым и, разобравшись со всей этой «потёмкинской деревней», направил соответствующее письмо в Политбюро. Программа была переведена в ранг долгосрочного НИРа, но следы былой красоты на лице полигона остались. Их-то и выдавал за великие достижения советского ВПК генерал Д. Киган. Всё это мы показали и объяснили американцам, а они опубликовали во вполне честном отчёте и в печати.

Предпринятые меры укрепили доверие к СССР и продвинули процесс переговоров. Но они не были ни в коей степени той дикой распродажей советских секретов, которая началась в смутное время Б. Н. Ельцина и А. В. Козырева. Она привела к тому, что и теперь я иногда получаю от своих американских коллег документы Политбюро с грифом «Совсекретно», особая папка, серия К, до которых в советское время у меня не было допуска. Несмотря на активный процесс введения гласности, ни я, ни Курчатовский институт никогда не имели замечаний от соответствующих служб.

Деятельность Фонда за выживание человечества направлялась Советом директоров, а фондрайзинг как особую форму деятельности взял на себя Джером Визнер. Иногда он привлекал и меня, когда я бывал в США. Второе заседание Совета мы решили провести в США. Возникла одна трудность — разрешение на выезд А. Д. Сахарова. По данному вопросу я обратился к начальству. В это время Вадим Медведев — заведующий отделом науки ЦК — был избран членом Политбюро. На одном из приёмов он очень важно сообщил: «Мы приняли решение вернуть Сахарову ордена, а за границу не выпускать». Я взорвался. Говорю: «Нужны они ему или нет — я не знаю». Далее продолжил, используя ненормативную лексику… И отправился искать М. С. Горбачёва. М. С. Горбачёв по этому поводу создал специальную комиссию. В неё вошли В. А. Крючков от КГБ, В. И. Рябов от Средмаша, Ю. Б. Харитон, я, кто-то от ВПК, МИДа и Г. И. Марчук от АН СССР. Комиссия почти единогласно предложила разрешить А. Д. Сахарову выезд.