Мария Романова - Подростки бессмертны

Так я и обзавелась «девушкой». В школе, конечно, никто знать об этом не должен.

Там только и разговоров было о том, кто как нажрался на Хэллоуине и что после этого делал. Кто-то подрался, кто-то целовался, кого-то загребла директорша.

— Кать, спасибо, что до дома довела, — опустив глаза, благодарила я свою спасительницу, понимая, что накосячила.

— А че с тобой делать, тупой малолеткой? — я была младше на год, огромная разница по тем меркам. Да и выглядела она, высокая и фигуристая, очень взросло. Атаманша школы говорила с напускной строгостью. — Ты че творишь-то?! Ты хоть знаешь, как мы тебя прям перед носом директорши провели? А как долго тащили, ты ж за три пизды живешь, а ты еще брыкалась? Все, блядь, больше тебе не наливать.

Меня ужасно растрогала такая забота с ее стороны. И с чего она вдруг мне помогла? Все же не зря ее так уважают, это настоящий человек.

Тем временем художку я прогуливала все чаще, предпочтя занятиям тусовку (на которой теперь меня коробило одно: мой «роман» с Ромашкой), а однажды ко мне в школу заявилась Вика. Найдя мой класс по расписанию, она караулила меня в коридоре.

— Ты че здесь делаешь? — удивилась я неожиданному визиту, выйдя на перемену.

— Да у нас занятия отменили. Пошли гулять? — она смотрела на меня озорными глазами.

— У меня же еще пять уроков, как я пойду? — такое в голове не укладывалось.

— Да и че, я уже кучу раз прогуливала, давай, пошли.

Долго уговаривать меня не пришлось. Я быстро сгребла вещи в охапку и мы весело побежали навстречу свободе.

Я и заметить не успела, как прогулы вошли в норму. Уговоры и угрозы родителей не действовали. У них постепенно опускались руки, взгляды их были растерянными (такой взгляд мне доводилось видеть и раньше — во время дефолта). Учителя пытались разговаривать со мной, но потом просто закрывали на это глаза (пока что по всем предметам я прекрасно успевала, наработанный годами материал помогал).

Жилось легко и свободно. Кроме нас самих и друг друга никто был не нужен.

Помню, как-то у Оли родители ушли к друзьям на ночную гулянку, и мы (я, Оля и Вика) решили затусовать. Еще Сёма просился, но мы от него отмазались. Распили на троих бутылку водки, украденную Викой у отчима. Ох как нас размотало, еле ползали!

А ночью послышался настойчивый стук в дверь. Оля на четвереньках поползла открывать, даже не спросив, кто.

В квартиру бешенным ураганом ворвалась мама Вики, она каким-то образом вычислила место нашего прибывания (видимо, созвонившись с моей мамой, я-то отпрашивалась на ночевку).

Эта свирепая женщина схватила меня за шиворот, больно отшвырнув в стену.

— Ты, наркоманка проклятая, чтоб я тебя больше близко рядом с моей дочкой не видела, поняла?! Иначе пеняй на себя, я тебе устрою! — зловеще пообещала она, одевая свою распластавшуюся на линолеуме дочурку.

Разумеется, никто ее не послушал. Мы продолжали сбегать с уроков, не разлучаясь ни на день. Жизнь шла своим чередом, беззаботно, пока одним поздним вечером мне не позвонила Ромашка.

— Але, слушай, — взволнованным голосом начала она, — мне гопы стрелку забили, с автомата звоню, домой не пускают, че делать — не знаю, — Ромашка жила в самом опасном районе нашего города, в котором неоднократно находили трупы зарезанных или просто забитых до смерти подростков, — приезжай, а? Я уже остальным звонила (конечно, мы не были по-настоящему близки, и мне она не стала звонить в первую очередь), никто не хочет ехать! — испуганно тараторила она.

— Ромаш, че случилось-то? — растерялась я.

— Да они меня у подъезда ждали, типа закурить попросили, а я ж не курю. Ну они начали там, типа, «че, спортсменка что ли», ну ты знаешь, как они умеют (я не понаслышке знала, как они умеют), потом толкать начали. Доебались типа «это ты весь лифт своей ебучей земфирой разрисовала, теперь блядь все стирать будешь (ребята с ее двора давно были не прочь навешать люлей неформалке, и подошел бы даже самый нелепый повод, была бы отправная точка, чтобы начать „подтягивать за базар“), че, сама отвечать будешь, или впрягу позовешь? (я ясно представляла их издевательский смех при этом, раньше самой доводилось видеть подобное)». Ну я и сказала, чтоб Земфиру не трогали, и что я щас своих позову (видимо, наивная Ромашка была уверена в помощи своих «верных» друзей), а никто не хочет ехать! — она чуть не плакала.

— Хорошо. Скоро буду. На остановке встреть. Умирать — так вместе.

Я быстро оделась и выбежала на улицу, не дождавшись расспросов своей бедненькой мамочки, которая уже ничего не понимала. И откуда эта решимость? Я понимала, что нам пиздец. И никто нам не поможет. В лучшем случае нас просто изобьют, а в худшем… Я старалась об этом не думать. Мне и самой хотелось малодушно слиться, как-нибудь отмазаться от встречи, сказать, что родители не отпускают. Но я не могла. Это было «не по-пацански», как сказал бы какой-нибудь гопник. Ведь Ромашка, как-никак, была моей «официальной девушкой». Я знала, что никогда не смогу себе этого простить, просто не смогу жить дальше с таким стыдом, с этой трусостью.