Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

А так как такси, как назло, нигде не было видно, Ричардсон предложил альтернативу: доехать на автобусе до Тридцать третьей улицы, где он жил. Там он возьмет немного денег, а затем они вдвоем отправятся куда-нибудь, чтобы съесть по гамбургеру. Ричардсон жил в небольшой нетопленной квартире, в старом, обшарпанном доме. Большинство из прилегающих к нему магазинчиков принадлежали армянам, торговцам коврами, и Ричардсон, чтобы обогреть свое убогое жилище, имел привычку собирать ящики, которые торговцы выбрасывали прямо на улицу. Грейс вместе со своим наставником принялись за сбор топлива; так они и брели вдвоем, уходя все дальше от Бродвея.

«Представьте себе хорошенькую девушку в пальто из верблюжьей шерсти, которая наклоняется, чтобы вытащить из-под снега фанерный ящик, — вспоминает он. — Вот уж действительно богема!»

Парочка поднялась в промерзшую квартиру с голыми стенами, где не попадал зуб на зуб, и Ричардсон, опустившись на колени, принялся разводить огонь. «Вскоре я разжег камин, — вспоминает он, — и пошел сварить кофе. Когда я вернулся в комнату, Грейс уже ждала меня на раскладушке. Она сняла с себя всю одежду и подтянула мою походную постель поближе к огню. Я никогда не видел ничего более прекрасного. Собственно, вся прелесть момента заключалась именно в его неожиданности. Никакого флирта. Внезапно нам обоим нестерпимо захотелось друг друга, словно мы оказались одни на необитаемом острове. Мы легли в постель, и затем, когда я пришел в себя после этого чуда, я никак не мог поверить в случившееся. Рядом со мной лежало создание неземной красоты».

С того момента, как Ричардсон заметил Грейс в лифте, он между делом придирчиво изучал ее внешность наметанным глазом профессионала. Овал лица, по его мнению, был очерчен слишком сильно и резко, а нос немного коротковат. Однако неожиданно для себя преподаватель актерского мастерства поддался любовным чарам.

«У нее было потрясающее тело. Она казалась мне чем-то вроде роденовской статуи. Прекрасная, нежная фигурка: небольшая грудь, узкие бедра и какая-то полупрозрачная кожа. Она была самым прекрасным созданием из тех, что я когда-либо видел обнаженными. И я лежал рядом с ней и начинал понимать, что влюбился в нее, что это нечто большее, нежели заурядная постельная сцена. Я чувствовал, как меня охватывает какая-то неодолимая тяга к ней. Я влюбился в ее запястья. Я влюбился в ее щиколотки. Я влюбился в горячую кровь, что текла под нежной, полупрозрачной кожей. Я ощущал, что обязан взять ее под свое крыло, защитить и оградить от невзгод; а кроме того, она, казалось, испытывала ко мне такое же пламенное чувство. Эта ночь стала для нас ночью экстаза: Грейс так и не возвратилась к себе в «Барбизонку».

На следующее утро Ричардсон терзался раскаянием. «Я понял, что совершил непростительный шаг. Ведь я был ее учителем. Это все равно, как если бы психиатр затащил в постель собственную пациентку. Я чувствовал себя преступником».

Вот почему роман продолжался скрытно от посторонних глаз. Сталкиваясь буквально нос к носу в стенах академии, Грейс и Ричардсон тем не менее притворялись, что не замечают друг друга. К тому же, Грейс продолжала встречаться со своим сокурсником Херби Миллером (разумеется, храня сей факт в тайне от Ричардсона). «Херби был, несомненно, ее «постоянным» кавалером, — вспоминает Мэрр Синклер. — Нам стало известно о Доне гораздо позднее». И если кому-либо и пришло в голову задуматься об отношениях Грейс и молодого режиссера, то наверняка бы эти отношения были восприняты в свете ее артистической карьеры. «Когда я увидела их вместе, — вспоминает Рейчел Тейлор, — то сразу подумала: «Ага, она уже водится с профессионалами».

По выходным Грейс обычно старалась незаметно улизнуть на Тридцать третью улицу, чтобы провести с Ричардсоном субботнюю ночь в его холодной и убогой холостяцкой квартирке. «Мы занимались любовью в обветшалом доме с поломанной мебелью, — вспоминает Ричардсон. — Что-то вроде логова Раскольникова в «Преступлении и наказании»! Место действия нашего романа можно назвать как угодно, но только не романтичным».

Однако романтику Грейс Келли принесла с собой в виде пластинок на 78 оборотов, под которые она любила танцевать, когда ей надоедало заниматься любовью. Гавайские мелодии звучали, когда она была настроена игриво, а «Богатырские ворота в Киеве» — если по-боевому. «Богатырские ворота» — классическая композиция Модеста Мусоргского; музыка этого сочинения полна какого-то особого, царственного величия. Вы словно наяву видите казаков в меховых шубах, торжественно вступающих под своды Богатырских ворот. По мере того, как накал музыки нарастал, Грейс начинала в экстазе метаться по комнате под перезвон цимбал, пение труб, четкую барабанную дробь. Она была восточной княжной, которая самозабвенно отдавалась пляске, этакой чувственной повелительницей ангелов, прекрасной в своей наготе, на которую камин отбрасывал красные дрожащие блики.