Виктор Коноваленко: Третий период

Еще мне кажется важным, чтобы хоккеисты любили игру в хоккей и стремились к спортивным победам, а не к тем моральным и материальным наградам, призам, титулам, славе, которые только сопутствуют этим победам.

...Как-то в газете «Правда» я увидел репродукцию картины «Вратари советского хоккея», демонстрировавшейся на выставке «Спорт в изобразительном искусстве». Картина тронула меня до глубины души тем, что художнику В.Людвику удалось выразить удивительно справедливую мысль о единстве и крепкой взаимосвязанности поколений в спорте. Пучков, Третьяк, Коноваленко. Да, мы изображены вместе, рядом, в хоккейной амуниции, на льду. Причем Третьяк в центре, он как бы главная фигура картины. И все мы – в расцвете своей молодости, вроде бы одного возраста. В жизни так не может быть. Но в этом глубокий смысл произведения искусства: время спрессовано в картине до одного мгновения. Действительно, каждый из нас троих прожил в хоккее значительную часть жизни, молодость. Каждый внес свой вклад в развитие советского хоккея, в упрочение его авторитета на международной арене. Каждый с душевной болью расстался со спортом и в то же время продолжает жить в нем – в памяти тех, кто любит спорт, в традициях, в найденных каждым из нас приемах игры в хоккей. А теперь, неизбежно уйдя в прошлое, наш спортивный опыт превратился в страничку истории...

Хотел было поставить точку – все уже сказано. Но тут попались мне многочисленные вырезки из различных газет, сохранившиеся в домашнем архиве. И под всеми подпись: Михаил Марин. Часть материалов была мною использована. Но это в основном диалоги, интервью. А вот еще статьи, где Миша высказывает свою точку зрения на игру вратаря. Поэтому я решил: пусть он как профессионал немного дополнит мое любительское повествование...

«По весне, когда тает истерзанный и многострадальный хоккейный лед и – клюшки в землю! – референдумы журналистов и специалистов называют лучших рыцарей хоккейных битв: лучшего нападающего, лучшего защитника и лучшего вратаря. В бюллетенях для тайного голосования набирается добрая дюжина (если не больше) имен кандидатов: Фирсов, Старшинов, Майоров, Зимин, Александров, Полупанов, Викулов, Рагулин, Зайцев, Давыдов, Кузькин... И только одно вратарское имя – Коноваленко. Тут и голосовать нечего. Но почему? Не потому же, что вратарей меньше, чем нападающих и защитников. Вратарей тоже много. И если бы критерием, определяющим лучшего вратаря, было число пропущенных вратарем шайб, Коноваленко никогда бы не назвали лучшим – за сезон он пропускает в свои ворота шайб куда больше, чем, скажем, Зингер или Толмачев. И тут дело не только не в том, что Коноваленко за сезон проводит намного больше игр, чем его коллеги. Не будем даже считать международные матчи. Все равно Коноваленко пропускает шайб больше в свои торпедовские ворота, чем вратари других команд.

В чем же дело? Почему он, и только он, вот уже много сезонов подряд единогласно признается всеми журналистскими и хоккейными авторитетами лучшим вратарем страны?

Видно, не всегда все знает статистика. Когда речь идет об игре Коноваленко, статистика нам не помощница. Потому что его игру надо видеть. А читать о ней и высчитывать на электронных счетных машинках эффективность его игры – бесполезное занятие: ничего не узнаешь. Вот если бы велась такая статистика: сколько шайб, брошенных в его ворота, не пропустил он, тогда другой разговор.

Его спросили: "Много раз вам бросают за игру?" "Не считал, – говорит, – некогда считать. Но раз семьдесят в хорошей игре, наверное, бросают".

Тут подсчеты просты: раз семьдесят – значит, каждую минуту больше чем по шайбе...

Он, если вы обратили внимание, лучше, сильнее играет против сильных команд и наоборот – слабее против слабых. Спрашивают его: почему так? А я, говорит, не люблю против слабых команд играть, вот и не получается. А против сильных люблю, потому что провериться можно.

Бывает, что в отчетах пишут: "Если за первые две пропущенные шайбы Коноваленко винить нельзя, то третью он должен был брать".

А Коноваленко смеется: "Все должен брать. Неберущихся шайб не бывает. Не взял – значит, ошибся. Только об этом писать не надо. У меня и без вас прокуроров хватает".

Как-то я ему рассказал, что однажды болельщики-физики после матча подсчитали: будто бы даже теоретически он какую-то шайбу взять не мог, а взял. Они – физики – брали расстояние, скорость, что-то множили, высчитывали, и получалось, что мысль не могла успеть за шайбой. Но каким-то чудом успела.