Дмитрий Горчев - Поиск Предназначения (сборник)

Вот помню, однажды жил в Швеции в писательском доме, и там однажды ночью завыла вдруг пожарная сигнализация.

Ну, я выскочил в трусах, ищу пожарный щит, всё как в армии учили – огнетушитель, багор, топор, песок – где? Нету! Песка, ведра – ничего нету.

Повыскакивали в коридор другие писатели – финны там, поляки, исландцы (женщины в основном), смотрят на меня как на идиота, кричат что-то. А сирена воет – ничего не слышно.

Я тогда нашёл на стене кнопку, там чего-то написано по-шведски – я на нём не понимаю, выдавливаю стекло, нажимаю. Сейчас, думаю, хлынет пена и всё будет в порядке. Нет! – ничего не происходит, то есть совсем ничего (потом почитал ту кнопку со словарём – оказалось, что кнопка эта вообще была от прачечной).

Тогда я-таки нашёл пожарный пульт, на нём мигает лампочка. Подёргал дверцу – не открывается. Лома, молотка, гвоздодёра – ничего поблизости нет. Буржуи. Непонятно, как они тут вообще живы ещё.

Выбил локтём стекло, нажал кнопку – заткнулось! А эти там в коридоре шушукаются: «Он выбил стекло! Он, не уполномоченный, не авторизованный выбил стекло!»

Я их спрашиваю: может быть, какой-нибудь писатель заснул с непогашенной сигаретой? (я сам так однажды чуть не сгорел, знаю), надо бы проверить – нихуя не понимают, о чём это я вообще говорю. Их волнует, что я без разрешения выбил стекло.

Ну я прошёлся по второму этажу, двери понюхал – вроде дымом нигде не воняет, ну и спать лёг, пошли вы все нахуй.

Щит там ещё чего-то пищал каждые пять секунд, но из комнаты не слышно. Дня два пищал, потом приехали, говорят, пожарные – заткнули.

Меня арестовывать не стали – русский, чего уж там.

Ходил на пристань покупать себе уже окончательный билет с острова до Стокгольма. Подошёл к свободной кассе, купил, пошёл к выходу и вдруг увидел, что везде на скамейках сидят люди, которые оторвали в специальном аппарате билетик с номером и ждут, когда им покажут этот номер на табло, чтобы им тоже можно было подойти к кассе. И все до единого смотрят на меня с осуждением. И я в общем-то хорошо уже знаком с этой здешней системой, которая ловко скрывает наличие очередей, но просто я про неё совсем забыл, потому что как раз вспоминал, как дед мой Юрий Васильевич, царствие ему небесное, трудился в фашистском концлагере Маутхаузен.

И задумался я тогда вот о чём. Нет, не о том вовсе, что обидел шведских жителей (переживут, хули там), а о том, что, оказывается, страшно устал от вот этой разсинхронизации, то есть неспособности, не включая лишний раз сознание, совершать самые простейшие бытовые действия (переходить улицу, покупать капусту, выбрасывать мусор) в автоматическом режиме – независимо от того пьяный ты, задумался или вообще у тебя нету половины черепа. Ну вот самый простой пример: приезжий человек в Москве или Петербурге удивляется тому, как часто его останавливают в метро для проверки регистрации, а всё просто – он не умеет сойти с эскалатора, не приготовившись к тому, что он вот-вот сейчас кончится.

Способности эти не такие уж хитрые и обучиться им вполне возможно, но смысл? Это в армии, прожив первые и самые страшные в твоей жизни двадцать четыре часа, ты чётко понимаешь, что либо ты обучаешься жить в этих условиях, либо пиздец тебе. А потом, вернувшись, вдруг узнаёшь, что с таким трудом приобретённые умения (например, не задумываясь бить собеседника в рыло) оказываются в опять изменившихся обстоятельствах скорее вредными.

Как-то дождливым зимним вечером два бомжа волокли в свою норку женщину. Женщина (тоже бомж) им в этом не препятствовала, но и никак не содействовала, то есть крепко спала. Мужские бомжи были довольно тощие и слабосильные, а женщина, наоборот, весьма упитанная, несмотря на нелёгкую свою жизнь. Поэтому со стороны казалось, будто бы два муравья нашли слишком большую гусеницу и не знают, что с ней делать: и дотащить нет никакой возможности, и вот так вот взять да и бросить такую большую и полезную женщину тоже никак нельзя.

Я им посочувствовал, но помогать не стал и пошёл в гастроном.

А гастроном этот – один из последних сохранившихся осколков старого быта: никаких корзинок-тележек, никаких девушек на кассе с приклеенными к злобным лицам фальшивыми улыбками, видеонаблюдения – ничего этого к счастью нет. Зато есть перекликающиеся между собой продавщицы (всё время раскладывают товар или что-то протирают, торговать им особенно некогда), баба Маня со шваброй, всегда пьяный грузчик Коля и много другого прекрасного. Из веяний нынешнего благодатного времени присутствует только игровой автомат в винном отделе, беспрерывно играющий бессмертную песню семь-сорок. Возле автомата всегда толпятся доверчивые пьяницы, которые, как малые дети, надеются, что однажды этот жульнический механизм таки возьмёт и насыпет им себе в убыток полный картуз блестящих, как счастье, пятаков. Даже и уборщица баба Маня с небольшой своей зарплаты время от времени подкармливает бездонный этот аппарат последними своими монетками и ласково гладит его по синему боку. Но он редко отзывается на ласку: так – отсыплет иногда, сколько не жалко, да и опять заведёт свою сиротскую песнь вечного скитальца.