Михаил Горбачев - Как это было - Объединение Германии

Уверен, и никто не в состоянии доказать противное тому, что если бы был сохранен Советский Союз, а следовательно, и те отношения, которые уже сложились между ним и Соединенными Штатами, никакого бы расширения НАТО не произошло, и обе страны по-другому подходили бы к созданию системы европейской безопасности.

Обменявшись мнениями с Бейкером о том, как следует действовать в сложившейся обстановке, я предостерег госсекретаря против упрощения в подходе к проблеме. Информировал его о том, что мне известно о настороженном отношении к происходящему в Германии не только со стороны восточноевропейских стран, но и со стороны Парижа, Лондона, Рима. Повсюду в большей или меньшей степени присутствует опасение, связанное с неопределенностью, – как поведет себя Германия, когда увеличит свой и без того уже мощный потенциал, восстановив единство?

Особое внимание я обратил на то, что в работе механизма «2+4» должны быть учтены интересы всех соседей Германии, других стран Европы. Разногласий по поводу того, что объединение должно состояться только на территории нынешних ФРГ и ГДР (включая Восточный и Западный Берлин) при полном уважении существующих ныне их границ с другими государствами, не было.

Договорились действовать согласованно, постоянно поддерживать контакт, обмениваться по ходу событий информацией, идеями.

10 февраля 1990 года у меня состоялся большой разговор с приехавшим в Москву Гельмутом Колем. Были обозначены все главные пункты германского объединения, намечены возможные решения, которые нам вместе и раздельно, а также в согласии с американцами, французами и англичанами предстояло принимать.

И хотя встреча происходила за месяц до намеченных на 18 марта выборов в ГДР, после которых должны были начаться переговоры между двумя немецкими правительствами, нам обоим – мне и Колю – было ясно, что пора уже заниматься вопросами, относящимися к будущей компетенции объединенной Германии.

Коль подробно охарактеризовал ситуацию в Восточной Германии. Слушая его, я и тогда думал, и сейчас так считаю, что он сгущал краски. Однако многое совпадало с тем, что мне было известно от Модрова. Были в его информации и особо тревожные моменты.

Он справедливо считал, что январь стал критическим месяцем, когда, по его выражению, «все рухнуло». Шла массовая эмиграция гэдэ-эровских граждан. Их уже в общей сложности стало за предшествующий год 380 тысяч. Их надо было кормить, обустраивать, где-то селить, что создавало дополнительное напряжение со стороны западногерманского населения.

Другим тревожным моментом был, по существу, полный обвал восточной марки, а также буквально отчаянные просьбы властей Восточного Берлина к властям ФРГ взять на свое обеспечение больницы, полицию, городскую железную дорогу, коммунальные службы и т. д. Началось бегство офицеров Народной армии на Запад. Многие при этом заявили о своей готовности перейти на службу в бундесвер.

В некоторых местах, где размещались советские войска, имели место настораживающие инциденты.

Должностные лица, ответственные за функционирование и безопасность АЭС на территории ГДР, не ручались за содержание своих объектов. Одна из АЭС находилась, по оценке экспертов, в полуаварийном состоянии. А между тем реакторы в ней стояли такие же, как и в Чернобыле.

Таков был фон нашей беседы. «Надо готовиться к тому, – говорил канцлер, – чтобы адекватно реагировать на надвигающиеся события. Я не хочу их ускорения, но на меня, я вижу, движется волна, и я не смогу ей противостоять. Такова реальность. Многое предстоит нам вместе обдумать, обсудить и переосмыслить».

Действительно, мы многое обсудили и переосмыслили. Канцлер заверил меня, что окончательная черта под вопросом о границах в случае объединения будет подведена там, где эта граница сейчас проходит. Он, правда, просил меня публично не возбуждать до поры до времени этот вопрос, принимая во внимание чувства миллионов переселенцев, бежавших и изгнанных в результате Второй мировой войны. Разумом, говорил он, они сознают, что территории, где они родились и жили, утрачены безвозвратно. И если сейчас провести опрос, около 90% выскажутся за сохранение границы по Одеру – Нейсе. Но, говорил канцлер, в душе у многих не затихает боль, и это создает серьезные трудности для него, канцлера, в нынешней ситуации, когда все эмоции сконцентрированы на объединении, от которого далеко не все ждут только хорошего.

Остро стоял вопрос о военной безопасности. Коль, уже знавший о нашем разговоре с госсекретарем, высказался за решительное продвижение процесса разоружения, заявил о готовности всячески этому содействовать. Заверил, что объединенная Германия возьмет на себя самые строгие обязательства в отношении отказа от ядерного, бактериологического и химического оружия.