Захар Прилепин - Подельник эпохи - Леонид Леонов

Это не совсем так.

О Татьяне Михайловне мы уже вспоминали не раз. Есть все основания говорить, что она была главным человеком в жизни Леонова из всего великого числа живших в его время и рядом с ним.

Однажды Леонов сказал, что о пяти людях он думал в жизни чаще всего: Христос, Достоевский, Гоголь, Ванга и жена, Татьяна Михайловна.

В начале 1979 года, еще не зная о скором уходе жены, Леонов сказал ей: «Знаешь, всё, что я делал всю жизнь, всё, что я писал, — это для тебя одной».

Вспоминают, что поэт Александр Жаров однажды, уже после войны, удивился, говоря о Леонове:

— Был красивее всех нас — факт, а никаких историй романтических с его именем никогда не связывали.

Леонов действительно любил свою женщину.

Разве что слово «любил» с его характером как-то очень сложно сочетается. Тут, наверное, надо искать какое-то другое определение, которого мы, к сожалению, не знаем.

Когда у них была золотая свадьба, кто-то из гостей спросил Леонова:

— Так вот всю жизнь и… жили с одной женой? В любви?

Спокойно и без улыбки он ответил:

— Я эти все любовные погони, красавиц всяких избегал. Писать люблю. Жизнь много раз своим транспортом меня переезжала. Писателю тыл нужен, надежный тыл. Он у меня есть.

Они прожили вместе пятьдесят шесть лет. Ей Леонов посвятил повесть “Evgenia Ivanovna” — одну из самых любимых своих вещей.

«Любви и преданности у нее хватало на всех — мужа, дочерей, внуков, — вспоминает о матери Наталия Леонова. — И при этом она всегда оставалась ровной, немногословной и сдержанной — это была чисто сабашниковская сдержанность, доставшаяся ей от ее отца. Я никогда не слыхала ее повышенного голоса, она ни разу не подняла на детей руку, но не была щедра и на ласку — все выражалось только взглядом и улыбкой».

Татьяна Михайловна была не просто женщиной, другом и собеседником Леонова — она была самым первым и самым главным его помощником. Вычитывала все его книги, разбирала рукописи, помнила обо всех издательских, театральных, кинематографических, публицистических заботах мужа.

Достаточно привести всего один факт: знающие — поймут. Однажды Татьяне Михайловне показали какое-то из многочисленных изданий романа «Русский лес» — и там было две опечатки. Две! На огромный том.

Она говорит: «Да, я знаю. Просто перед выходом именно эту часть романа издатели забыли мне прислать».

Дневник Татьяны Михайловны служит восхитительным примером самоотверженности и самоотдачи. Девять десятых записей — о муже, о его работе, о его заботах, о его болезнях, о его трудностях, о его характере. Она не только любила Леонида Леонова, но и бесконечно уважала его. По ее мнению, он всю жизнь вел себя так, что она ни разу не усомнилась в его мужестве и душевной силе.

А ее поведение, весь ее настоящий, воистину женский, русский, светлый характер выражается в еще одном случае, который запомнила дочь, Наталия Леонидовна.

Однажды, летом 1979 года, она пришла к матери и увидела над кроватью листок с надписью из шести букв: «НЖНСУМ».

— Мама, что это у тебя написано? — спросила Наталия Леонидовна.

Татьяна Михайловна улыбнулась и пожала плечами.

— Папа догадался, о чем тут? — не унималась дочь.

— Нет.

— А Лёна? — спросила Наталия Леонидовна о своей сестре.

— Тоже нет.

— …А я поняла, что ты написала. Потому что я тебя хорошо знаю. Здесь написано: «Не жаловаться. Не скулить. Умереть молча».

Татьяна Михайловна умерла от рака 18 сентября 1979 года. Так как и приказала сама себе: молча, без жалоб, с необыкновенным достоинством.

Через четыре месяца после смерти жены у Леонова тоже обнаружили рак.

Все видевшие его тогда вспоминают, что писатель был очень спокоен, не выказывал и малейших признаков волнения.

Жизнь без жены казалась ему настолько бессмысленной и пустой, предположила как-то Наталия Леонова, что даже печальный (и вполне предсказуемый — в 81 год!) исход операции казался благом.

Леонов тогда обратил внимание, как линию жизни на его ладони пересекают две резкие черты. Первая оказалась болезнью жены, а вторая — его болезнью.

Но после этих разрывов линия жизни была длинной и ровной.

Так и случилось.

7 января — в Рождество! — 1980 года ему сделали операцию, отрезали едва ли не половину желудка — и по-прежнему сильный организм всё перенес.

Леонов похудел, стал вновь, как в юности, что называется, поджарым — но все-таки оправился.

Его младшие сотоварищи по литературе, навещавшие писателя и в те годы, и даже десятилетием спустя — то есть когда Леонову было уже за девяносто, — помнят очень крепкое его рукопожатие, быстрые движения, нестариковскую какую-то ловкость и, конечно же, стремительный и саркастичный ум.