Михаил Мильштейн - Сквозь годы войн и нищеты

Он посмотрел на меня внимательно и после долгого молчания ответил:

— Да ни за что. Тебе этого не понять. Ты слишком долго жил вдали от Родины. Хотя, наверное, ты скоро все поймешь сам. Одно скажу на прощание: зря ты вернулся, брат.

Это уже было слишком. Чего угодно можно было ожидать от брата, но не такого признания. Для меня его откровение казалось диким.

В скором времени я встретился с другим братом — Ефимом. После Института красной профессуры он был направлен на работу в Махачкалу (Дагестан), но вынужден был оттуда уехать, тоже опасаясь ареста.

«Что за наваждение?» — раздумывал я. Все мои друзья и знакомые чего-то опасались, говорили шепотом, все время оглядывались, внезапно замолкали при виде постороннего. У многих был вечно озабоченный и подавленный вид.

Нет, морально я не был готов к тому, что творилось вокруг. В голове не укладывалось, что кругом одни враги. Откуда они взялись?

Я пытался выяснить судьбы тех, с кем мне довелось работать в генконсульстве СССР в Нью-Йорке. И был потрясен!.. Именно тогда я узнал, что генеральный консул Толоконский арестован и пропал без вести, такая же незавидная судьба была уготована вице-консулу Гусеву, другим моим друзьям и сослуживцам.

Мне, в ту пору убежденному коммунисту и интернационалисту, хотелось закричать на всю страну: «Товарищи, опомнитесь!» Я проводил бессонные ночи в раздумьях и сомнениях, часто буквально задыхаясь от бессильных слез.

Вопросы возникали одни и те же: «Что происходит в стране? Когда прекратится эта жуткая вакханалия борьбы с «врагами народа»?». Но все мои вопросы повисали в воздухе, оставались без ответа.

Между тем в управлении дела шли своим чередом. За сравнительно короткий период один начальник сменял другого… Безжалостная и преступная коса репрессий косила всех напропалую…

Легендарный Берзин, долгие годы возглавлявший управление, после возвращения из Испании недолго пробыл на своем посту. Вскоре он был арестован и казнен. Заменявшего его во время командировки в Испанию Урицкого постигла та же участь. Вслед за ним арестовали и расстреляли Гендина, пришедшего к нам в управление из органов НКВД. Гендина сменил комбриг Орлов, бывший военный атташе в Германии. Он также разделил общую печальную судьбу всех начальников управления.

Впрочем, кровавые репрессии коснулись не только первых лиц — были репрессированы почти все начальники отделов и подразделений управления. Из-за рубежа один за другим вызывались руководители крупнейших и наиболее ценных разведывательных организаций. Прямо с вокзала или аэродрома их отправляли в тюрьму.

Эта кровавая преступная политика оказывала крайне разрушительное воздействие на всю разведывательную деятельность СССР за рубежом. С большим трудом созданные организации неожиданно оказывались без руководителя, без связи, без средств. В результате некоторые из них были вынуждены прекратить свое существование.

В конце 1938 года наступило временное затишье. Исполняющим обязанности начальника управления был назначен полковник Шалин, занимавший в то время пост начальника школы по подготовке кадров ГРУ. Помнится, в управлении очень часто проводились собрания, на которых клеймили очередного «врага народа», пробравшегося в наши ряды по заданию иностранной разведки. Тут же наказывали и тех его начальников, сослуживцев и друзей, которые не обратили должного внимания на преступную деятельность этого «врага».

Руководил собраниями, как правило, начальник политотдела управления полковой комиссар Ильичев, спустя несколько лет занявший пост начальника ГРУ.

На этих «мероприятиях» я старался занимать позицию стороннего наблюдателя. Я никого не знал и меня мало кто знал. Все мои предыдущие начальники бесследно исчезли. Я не выступал на собраниях, сидел обычно в заднем ряду и молча наблюдал за докладчиком, по-своему оценивая происходящее.

Но однажды, помню, я чуть не сорвался. Обсуждали поведение молодой сотрудницы. У нее несколько дней назад арестовали мужа, капитана советской армии, сотрудника ГРУ. От молодой женщины требовали осуждения собственного мужа. Она стояла белая как полотно и только нервно теребила в руках маленький носовой платок.

Мне не за что его осуждать, — тихо произнесла она. — Он многому меня научил и — главное — преданности нашей Родине. Нет, он не враг народа. Это какое-то недоразумение.

Может быть, стоит подождать окончания следствия? — робко попытался я остановить нараставшую волну гнева присутствовавших в зале.