Игорь Оболенский: Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия

«В жизни нет ничего постоянного. Никогда не следует произносить само слово «вечно», особенно применительно к любви, ибо это всегда подобно святотатству. Никто не способен понять, действительно ли он с этого момента проникся истинной любовью или же, попросту дав клятву, тотчас забудет о ней».

Гарбо никогда не забывала этих слов Мерседес. Узнав о публикации ее мемуаров, актриса мысленно прокляла ее. Но когда в 1968 году Мерседес не стало, Гарбо попросила положить в гроб подруги букетик белых лилий. Но излишнюю откровенность она ей так и не простила.

Как не простила и фотографа Сесила Битона, с которым ее связывала нежнейшая дружба, за его книгу «Беглые заметки». Впрочем, в своих «заметках» Сесил действительно сказал немало обидного: «Она не любит вмешательства в ее жизнь. Бывает, доведенная до предела, она бросается в слезы и запирается у себя в комнате на несколько дней, отказываясь впускать даже горничную. Она даже не в состоянии читать. По этим причинам она неспособна развиваться как личность. Прекрасно, что она оберегает себя от тлетворного влияния Голливуда, но Гарбо теперь настолько замкнулась в самой себе, что даже когда время от времени позволяет себе отдых, он не становится для нее событием.

Ее ничто и никто в особенности не интересует, она несносна, как инвалид, и столь же эгоистична и совершенно не готова раскрыть себя кому-либо; из нее получилась бы занудливая собеседница, постоянно вздыхающая и полная раскаяния. Она суеверна, подозрительна, ей неизвестно значение слова «дружба». Любить она тоже не способна».

И каково было читать все это ей, действительно не впускавшей в свою жизнь даже друзей?

— Может, выпьем вечером чаю? — спрашивали ее приятели.

— Нет, я не люблю чай.

— А не съездить ли нам на выходные к морю?

— Я не люблю ездить к морю.

— Так что же ты тогда любишь?

— Я люблю спать.

Подобные диалоги, оскорблявшие окружающих, были для Греты нормой.

Битону подобные взаимоотношения, судя по всему, основательно осточертели. Они познакомились уже в пятидесятых, когда Гарбо покинула мир кино. Для знаменитого фотографа сделать снимки великой актрисы было делом чести, и он попросил Мерседес (тогда женщины еще были близки) познакомить его с Гретой. Встреча состоялась, и Сесил уговорил Гарбо попозировать ему. Фотографии получились великолепными: Гарбо, которой к тому времени было за пятьдесят, выглядела на них совсем юной. Портреты актрисы, выполненные Битоном, разошлись по миру, а между фотографом и Гарбо завязались довольно близкие взаимоотношения.

Они часто встречались, вместе обедали, обсуждали последние новости. Во время одной из таких встреч Грета рассказала Битону о предложении, которое ей сделали американские продюсеры, — сыграть на Бродвее. Правда, в последний момент те отказались подписать с актрисой контракт.

— Ну почему? — спросил Битон.

— Кто знает? — пожала плечами Гарбо. — Я согласилась на все их условия. Только потребовала, чтобы из зрительного зала убрали первые шестнадцать рядов. Для зрителей я должна оставаться такой же, какой запомнилась по своим фильмам.

Внешность была для Гарбо больной темой. Она прекрасно знала цену своей красоте и хотела, чтобы та оставалась неизменной. Фраза Мерседес о вечности в данном случае не имела для нее никакого значения. Для того чтобы остаться для всех такой Гарбо, которой привыкли восхищаться, в 1942 году она перестала сниматься в кино и запретила фотографировать себя. Поэтому ее и привлек Сесил Битон, сумевший на своих карточках сделать ее молодой.

— Грета, ты можешь со мной встретиться? Прямо сейчас, — голос Битона в телефонной трубке заметно дрожал.

— Боже мой, что случилось? Я еду.

Через несколько минут Гарбо была в квартире Битона.

— Я должен с тобой серьезно поговорить. Наши отношения давно ни для кого не секрет…

— Ты имеешь в виду нашу дружбу?

— Да. И я считаю, что пришло время, чтобы ты стала моей женой. Ты должна согласиться.

— Милый мальчик, ты, наверное, забыл, что я уже очень давно никому и ничего не должна. А насчет твоих слов… Давай будем считать их не очень удачной шуткой. Но это простительно — ты же фотограф, а не юморист.

— Вот именно, Грета, фотограф! Смотри, что появится в завтрашних газетах.

Сесил достал пачку фотографий и бросил их на журнальный столик. Взяв одну из карточек, Гарбо вздрогнула: на нее смотрела постаревшая женщина с усталыми глазами, которые окружала довольно заметная сеточка морщин. На фотографиях была неизвестная Гарбо, проигравшая свою борьбу с возрастом.