То есть Тарковский набирал на Высшие режиссерские курсы. Много-много-много народу пришло к нему. Много-много людей сдавало какие-то экзамены, рассказывали про то, как они любят картину Репина «Бурлаки на Волге» и одновременно Сальвадора Дали. Все это Андрей Арсеньевич пропускал мимо ушей. Пока не дошел до Саши. Заходит Саша, хорошо известный ему физиогномистически по съемкам в кинокартине «Сталкер». И Андрей его спросил: «Саша, что?» На что Саша сказал: «Я вот хочу быть кинорежиссером». — «Это не слабо», — сказал Андрей Арсеньевич Тарковский. Не знаю, о чем он его спрашивал. Но единственный студент, которого принял Тарковский к себе на курс, был Саша Кайдановский. Огромнейший интеллектуал, огромнейший. Я не видел ни одного текста — неважно, типографски напечатанного или на машинке, которого бы не прочитал и не усвоил Саша. Это было что-то невероятное с точки зрения, мощного интеллектуализма. И они с Андреем, видимо, поговорили о чем-то умном. Андрей сказал: «Да, да. Ты будешь у меня учиться». Он его принял и тут же уехал в Италию. И в Италии понял, что ему нужно сейчас там пересидеть какое-то время и не возвращаться на поле битвы с партийно-государственными органами. И остался там. А Саша Кайдановский остался без мастера. Вспомнили случайно про меня, потому что я дружил с Сашей, был знаком с Андреем. Андрей в какой-то приписке к какому-то письму написал мне: «Пока я не вернусь, возьми, пожалуйста, Сашу». Вот так я взял Сашу.
Как раз по этому поводу мы и пришли с ним в ресторан Дома кино, купили бутылку водки с какими-то закусками. Сидели очень интеллектуально, выпивали эту самую водку. Когда подошел «Фанфан Тюльпан» — Александр Гаврилович Абдулов, мы сидели вдвоем. А свойство было такое у Дома кино: садишься вдвоем, а потом обрастаешь, обрастаешь, обрастаешь людьми, и получается такая артистическая среда. Вот для образования артистической среды к нам и подсел Саша Адбулов. Шел он откуда-то куда-то, как всегда с неясными целями. В отличие от Саши Кайдановского, Саша был не большой интеллектуал, и как-то он никогда не высказывал особой привязанности и приязни к печатному слову как таковому. Не говоря уже о том, чтобы его прочитать, усвоить… Вообще, он недолюбливал печатное слово. Шел он с коробкой, а в коробке был торт. И сел он с этой коробкой к нам за стол. По-моему, между делом сказал: «Извините, я вам не помешаю?» Не дождавшись ответа, стал говорить, что идет к кому-то с тортом на день рождения. Развязал коробку, начал рассказывать, как он туда засунет свечки, как все будут дуть, страшно при этом хохотал, очень был похож на Фанфана Тюльпана. Чем у Кайдановского вызывал недобрые чувства. Я сомневаюсь, что Кайдановский очень любил Фанфана Тюльпана и Жерара Филипа, и соответственно Сашу. Так мы довольно напряженно молчали. А Саша все объяснял нам про торт.
И вот в течение разговора он достал откуда-то снизу крышку от коробки, которой закрывался торт. Достал эту крышку и надел почему-то ее мне на голову. И вот я в таком состоянии, с коробкой на голове, стал дальше участвовать в беседе. Вдруг Саша Кайдановский со всей высоты своего интеллектуализма сказал: «Я тебе, Саша… сейчас дам в глаз. Потому что либо ты дурак, либо я не знаю, кто еще. Ты понимаешь, кому ты надел на голову коробку?» Имелось в виду конечно, то, что я у него как бы теперь учитель. И даже, может быть, и не из-за меня Саша возмутился, а из-за отсутствующего Андрея Арсеньевича Тарковского. Саша Абдулов говорит: «А чего такого? Ему очень идет коробка. Он очень симпатичный в этой коробке. Правда, симпатичный в этой коробке? Ну улыбнись мне, улыбнись!» Я ему улыбнулся, он мне улыбнулся. Саша Кайдановский говорит: «Ну точно я тебе дам в глаз. Ну точно. Ты просто напрашиваешься получить в глаз». Абдулов отвечает: «Я чего? Я ведь тоже могу в глаз дать. Я тоже как бы очень способный в этом смысле молодой артист». А мне очень понравилось из-под этой самой коробки смотреть, как Саша Абдулов реагирует на, в общем-то, довольно хитроумную ситуацию. И я не настаивал на том, чтобы мне немедленно сняли эту коробку. Наоборот, я уже в ней пообвыкся и продолжал наблюдать за этой сценой, не представляя, чем она закончится. Закончилась она, как ни странно, мирно. Саша Абдулов сказал: «Ребята, не станем же мы ссориться из-за какой-то дурацкой коробки. Хочешь, Саша, — сказал он Кайдановскому, — я ее сниму и надену на голову себе? Так тебя устроит?» И как-то мы выпили еще по рюмке водки. И вся конфликтная ситуация с грядущим мордобоем неизбежным рассосалась. И мы рассосались. И все рассосалось. И все почти позабылось. Если бы в это время я не писал сценарий фильма «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви».
Читать дальше