Талгат Бегельдинов: «Илы» атакуют

Пока ничего страшного нет. Вижу внизу наши войска, вижу населенные пункты, дороги между ними. По дорогам идут автомашины, танки.

Под крылом появляются горы, набираю высоту. Эти горы — граница двух государств. За ними Чехословакия.

Вновь опускаю самолет. Истребители кружат где-то вверху. Иду на Прагу. Непрерывно докладываю на командный пункт о состоянии дорог, обо всем, что вижу.

Наконец в серой дымке показался город. Прага! Делаем широкий вираж над пригородами. Внизу кажущееся спокойствие. Под крылом аэродром — центральный аэропорт столицы Чехословакии. Слышу голос Токаренко: «Все ясно. Пошли домой».

Нет, думаю, ясно далеко еще не все. Снижаюсь, выпускаю шасси и захожу на посадку. Вдруг навстречу поднимаются белые ракеты. Вижу людей, которые бегут к взлетно-посадочной полосе и машут руками.

— Сумасшедший, что ты делаешь? — кричит Токаренко. — Смерти ищешь?

И тут раздался залп. Это еще что за сюрприз? Даю газ. Ухожу на второй круг.

— Пошли домой, — настойчиво твердит Токаренко. — На аэродроме немцы.

Нет, думаю, что-то здесь не так. Не похожи на гитлеровцев люди, бегущие к самолету. Вторично захожу на посадку. Колеса уже касаются полосы, скорость машины все ниже и ниже. Наконец «ИЛ» останавливается. Откидываю фонарь, но мотор не выключаю. Мало ли что может случиться!

Сверху, построившись в круг, ходит восьмерка истребителей. Они не дадут в обиду.

К самолету бегут люди. Они в штатском, но все вооружены. Высовываюсь из кабины и показываю пальцами, чтобы подошел только один человек. Держу наготове пистолет. Люди бегут и что-то кричат, но рев мотора заглушает их голоса. Стреляю в воздух. Бегущие останавливаются. Они, наконец, поняли меня, и от толпы отделяется один человек. Вот это хорошо. Один на один я беседовать согласен.

Высокий худощавый мужчина подходит к самолету и, улыбаясь, показывает на мотор: дескать, выключай, а то ничего не слышно. Нет, этого делать я не собираюсь.

Знакомимся. Он оказывается командиром соединения национального сопротивления. Его отряд своими силами разбил гитлеровцев и очистил аэродром. Это он дал две ракеты, а стреляли по самолету остатки немецкой охраны — несколько солдат спрятались в развалинах ангара и оттуда вели огонь.

— Их уже нет, — уверяет командир. Что же, теперь все ясно. Нужно лететь обратно. Командир не хочет отпускать: девять советских самолетов — это сила. Обещаю ему, что скоро здесь будет не девять, а больше.

Снова в воздухе. Вижу, как по нескольким шоссе на предельной скорости идут к Праге наши танки.

По прибытии докладываю обстановку.

— Хочется к партизанам? — спрашивает генерал.

— Очень!

— Что ж, добро. В двенадцать часов нынче перебазируйтесь всей эскадрильей.

В два часа дня эскадрилья приземляется на уже знакомом аэродроме. Нас встречают, как самых дорогих гостей.

— Немедленно обедать и отдыхать! — распоряжается командир отряда.

У самолетов он устанавливает охрану.

Появляется повар — розовощекий, высокий, в белом колпаке. Черноволосая девушка, которая должна развести нас по квартирам, рядом с ним кажется ребенком.

Повар оказался мастером. При виде обилия блюд у наших ребят загорелись глаза. Я тоже невольно проглотил слюну — ведь утром выпил лишь стакан чаю, а уж вечер. Обед оказался вкусным.

И девушка была внимательной и нежной. Нам трудно было говорить — мешало незнание языка. Но я понял, что родом она из Братиславы, что в сопротивлении участвует с первого дня, что все они очень ждали прихода советских войск, а теперь она мечтает побывать в России.

С тех пор прошло больше двадцати лет. Я не помню, как звали девушку. Может быть, Влада, а может быть, Божена. Но я знаю: тогда майским вечером она говорила о любви к советским людям, которые принесли освобождение ее стране.

Недавно по делам службы мне пришлось быть в одном из наших авиаотрядов. Вечером в красном уголке демонстрировался чешско-советский фильм «Майские звезды». Нельзя сказать, чтобы этот фильм был шедевром киноискусства, но ради него я на несколько часов отсрочил вылет в Алма-Ату. Хотелось еще взглянуть на красавицу Прагу, услышать полюбившуюся песню. «Майские звезды» напомнили мне о днях, проведенных на чешской земле, о последнем дне войны и первом дне мира. А Злата Прага показалась мне именно такой, какой она была в то время и навсегда осталась в моей памяти. Где ты сейчас, милая Влада-Божена? Мы верим, что ты помнишь летчиков, первыми прибывших в осажденный город.