Игорь Губерман - Пожилые записки

Выступали разные ученые, приветствуя и восхваляя Мессинга; некий почтенный академик (кажется, Ребин-дер) каждого оратора по имени и званию обозначал, а после вдруг очень по-домашнему сказал:

– Сейчас поделится воспоминаниями Пантелеймон Кондратьевич.

Те, кто сидел в зале, знали, по всей видимости, плотного и лысого пожилого мужчину, полного вальяжности и достоинства, – но я не знал. И было поздно спрашивать, я с головой немедленно уткнулся в блокнот, чтобы не упустить ни слова. Забавно выяснилось после, что запомнил я всё сказанное наизусть, так это было неожиданно и небанально.

– Я познакомился с Вольф Григорьевичем, – начал старик медлительно и плавно, – летом сорокового года, когда мы освободили Бессарабию и Западную Украину и я был председателем правительственной комиссии по приему беженцев и разных перемещенных лиц. У нас большая собралась комиссия, у меня даже был заместитель по политической части…

Тут старик пожевал губами (и потом не раз это делал перед тем, как добавить что-нибудь важное) и добавил:

– Большой, надо сказать, был сволочью.

В зале очень многие понимающе засмеялись. А я по своему невежеству никак не мог сообразить, кого же слушаю, и только жадно впитывал каждое слово.

– И приходит как-то мой порученец, – продолжал рассказчик, – и докладывает: так, мол, и так, тут вертится один еврейчик, мысли угадывает.

Снова сочувственный смех аудитории подогрел вы-ступателя, он начал говорить чуть побыстрей и энергичней.

– А заместитель мой как услыхал, что кто-то мысли угадывает, сразу мне сурово так сказал: это вредно…

И снова благодушно переждал он вспышку смеха.

– А я и говорю ему: чего ж тут вредного? Давайте поглядим. И мы к нам на комиссию Вольфа Григорьевича тут же пригласили. Мы ему поставили нелегкую задачу: я задумал, чтобы Вольф Григорьевич пошел в соседнее помещение, где у нас была библиотека, отыскал там нужный том Владимира Ильича Ленина и нам бы показал заглавие статьи «Шаг вперед, два шага назад».

Он снова пожевал губами.

– Мы понимали, – сказал он, – что Вольф Григорьевич тогда еще не мог читать эту работу.

В этот раз он засмеялся вместе со всеми.

– И ушел наш Вольф Григорьевич, и долго не возвращался. И тогда мой заместитель по политической части говорит мне грозным шепотом: утек твой еврейчик. И тут как раз приходит Вольф Григорьевич, и нужный том несет, и тычет пальчиком в название статьи. А он тогда по-русски еще еле-еле читал. И тут мы поняли, что надо отвозить его в Москву.

Рассказчик перевел дух. В зале царила почтительная тишина.

– А в Москве огромная собралась комиссия. Кого там только не было…

Он пожевал губами и медлительно договорил:

– Прокуроры…

Это почему-то рассмешило зал сильней всего предыдущего.

– Кроме того, что Мессинг всё угадывал, он и еще Бог знает что нам демонстрировал. Мы ведь сидели в здании, куда не только что войти, а выйти тоже было невозможно, а Вольф Григорьевич показал дежурному охраннику клочок газеты – и вышел. А потом с тем же клочком опять вошел. Все были в восторге и в растерянности. И тогда о том, что появился человек, угадывающий мысли, доложили Тому, кого уже нет.

Рассказчик явно выговорил слово «тому» с большой буквы, все мы это уловили именно так, и легкое шевеление прошло по залу. Впрочем, и я, зашедшийся от восторга, что такое слышу, ошибся в своей догадке.

– И услыхав, что есть человек, угадывающий мысли, Тот, кого уже нет, сказал: это вредно.

Тут я от радости невежливо хохотнул, словно хрюкнул (и покосилась на меня с презрением роскошная обильная соседка), – очень показалось мне смешным сходство реакции того заместителя по политической части и Того, кого уже нет.

– Это вредно, – повторил рассказчик зловеще. – И еще Тот, кого уже нет, сказал: с этим человеком надо разобраться. А мы знали все прекрасно, что означает «разобраться» в устах Того, кого уже нет. Мы поняли, что надо спасать Вольфа Григорьевича.

Старик сделал паузу и пожевал губами.

– Но тогда Сам (и явно тоже с большой буквы) сказал Тому, кого уже нет, он так сказал…

Здесь точная опять последовала пауза.

– Лаврентий Павлович, если ты будешь убирать всех, кто знает и умеет больше нас, то с кем мы будем работать?

И аудитория наша единодушно взорвалась благодарными аплодисментами душевного облегчения.

По истечении стольких лет я не стыжусь признаться, что, разыскивая старика в антракте, убежденно полагал я, что слышал только что некоего странного идиота. Я потому и разговаривал с ним не слишком почтительно – может быть, это и повлияло на его готовное и незамедлительное согласие поговорить со мной еще раз (о Мессинге). Он пригласил меня приехать завтра утром и назвал свой адрес – не без легкого удивления, что я этого адреса не знаю. Он сперва только квартиру назвал, я спросил улицу и номер дома, тут и промелькнула на его лице тень удивления.