Так чрезвычайно просто складывается наша жизнь на турбазе. Постепенно и я втягиваюсь в работу. Роман близится к концу. Каждый вечер вы просите прочесть написанное мною за день.
— Давайте когда‑нибудь сочиним вместе киносценарий! — предлагаете вы однажды.
— Какой?
— О жизни и смерти. Я постоянно об этом думаю. Вот вы закончите роман, я напишу все статьи для своего словаря, хотя конца–края этому не видно, и мы попробуем рассказать с экрана о самом важном для всех. Это действительно важно, особенно сейчас, когда началась великая суета. Вот вы радуетесь — перестройка… Я тоже, конечно, рад. Но знаю, что в той же мере, в какой возрастают силы добра, возрастают и силы зла. Нужно ориентировать людей на вечное. Мы ещё вернёмся к этому разговору… А сейчас я хочу предложить вам одну экспедицию. Вы заметили, там у столовой расположена танцплощадка? Не сходить ли нам посмотреть?
Поражённый этим предложением, поднимаюсь со стула.
И вот мы сидим в темноте на скамейке под раскидистым деревом. Перед нами на залитом электрическим светом асфальтовом пятачке дёргается, прыгает, трясётся толпа. Так называемый «диск–жокей» — парень из местного персонала меняет кассету в магнитофоне и, явно издеваясь над публикой, орёт в микрофон:
— А теперь белый танец! Сегодня наши гостьи — туристки из Вологодской и Архангельской областей. Пусть дамочки — Маши, Наташи и прочие Нюши сами приглашают кавалеров. Но только из местных! Чтобы показать дружбу народов. И даже любовь!
Подчиняясь этому призыву, девушки и женщины робко направляются к уголовного вида личностям, плотно окружившим танцплощадку. Усиленная динамиками какафония вновь взрывает тишину.
Мы идём в темноте по тропинке. Рядом бьётся о скалы морская волна.
— Я воспринимаю наше время как начавшийся Суд Божий, — говорите вы. — В сущности, с тех пор, как Христос появился на земле, Суд уже начался. Ведь вся жизнь в человеческом обществе это уже есть Голгофа.
Ночью разыгрывается шторм. После завтрака мы на весь день уезжаем в Дербент.
Этот город, возникший там, где гряда Кавказа ближе всего подходит к Каспийскому морю, издревле контролировал узкий проход с севера на юг. Грозная крепость Нарын–Кала до сих пор высится на скале.
Там во второй половине дня нас ждёт местный историк, чтобы потом, когда схлынут толпы экскурсантов, все нам детально показать.
А до тех пор мы гуляем по этому своеобразному городу, который выглядит лишь подножием циклопической цитадели, заходим в книжный магазин. Вы покупаете несколько книг, в том числе сборник поэм Евтушенко.
— Батюшка, зачем это вам?
— А вдруг? Вдруг есть хоть одна человеческая строчка. А знаете, Полковник, возможно, вы будете удивлены, последнее время я все чаще перечитываю Маяковского. Не говоря уж о его громадном таланте, это был непростой человек. Убеждён, при всём богоборчестве он в душе — глубоко религиозен, пусть неосознанно. Нечто вроде библейского Иова, спорящего с Богом.
И вы начинаете читать наизусть строфы из «Облака в штанах», «Флейты–позвоночника».
— Эй, граждане! Идите сюда! Открыто! — зовёт пожилой усач в белом переднике.
Мы переходим за столик чайханы. Нам подают крепкий чай в маленьких, перехваченных в талии бакинских стаканчиках, колотый сахар на блюдечке.
Чайханщика явно привлекают два непривычных посетителя. Он присматривается, прислушивается, затем подсаживается к нашему столику. Рассказывает о многонациональном городе, о подпольных миллионерах, о борьбе кланов, о том, как директор местного коньячного завода, узнав о грядущей ревизии, выпустил из бочек в канаву громадное количество «левого» коньяка, и жители вёдрами черпали из этого потока. Потом делится с нами бедами своей семьи — все болеют, лечатся, приходится давать врачам огромные взятки…
— Всюду одно и то же, — говорите вы, тяжело вздохнув. — Как вас зовут? Гасан? Спасибо вам большое, Гасан! Надо идти.
— Нет. Так не отпущу. Сделаю вам салют.
Гасан порывисто встаёт, куда‑то отходит. Внезапно вокруг чайханы взметаются фонтанчики, фонтаны, фонтанищи. Упругие струи воды дробятся на ветру, сверкают под солнцем, обдают брызгами зелень кустов и деревьев.
Чайханщик, сияя, провожает нас, просит заходить ещё.
Мы поднимаемся крутыми узкими улочками в цитадель. По булыжникам мостовой стекают потоки помоев. Шелудивые псы бегут за подводой, везущей накрытое брезентом мясо. Ветхие восточные старушки, присев на корточки, торгуют жестянками из‑под консервов, книжками без переплётов, старыми фуфайками…
Читать дальше