Коллектив авторов - И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене

Володя говорил брату, что я стала особенно религиозной. Тот постарался его успокоить: «Это у неё от беременности. Потом всё пройдёт».

Евангелие я читала постоянно, хотя и не ежедневно. Некоторые места действовали на меня с огромной силой. Но сильнее всего меня потрясли слова: «Кровь Его на нас и на детях наших!» Когда читала это место, я почти теряла сознание. Верочка часто ездила ко мне и оберегала меня с особенной заботливостью. Нам всем казалось, что родится мальчик, и я заранее выбрала ему имя Александр. А мама в письмах называла его Аликом задолго до рождения. Я ушла в декретный отпуск за полтора месяца до рождения ребёнка, а мама приехала в Москву за месяц до родов.

22–го января я родила моего первенца — Александра. Роды были тяжёлые, длительные, тянулись почти сутки. Но зато, когда мне впервые принесли кормить крохотного, беспомощного младенца, я была счастлива. На ручке у него был браслетик с надписью: «Мень, Елена Семёновна. Мальчик».

На десятый день я выписалась из родильного дома. За мной приехали Володя, мама и Верочка.

С появлением моего первого сыночка у нас началась новая жизнь. В центре нашей семьи стал Алик. Я снова почти переселилась к Верочке, так как у неё была большая квартира. Верочкин отец — дядя Яша — охотно принял нас к себе и с любовью относился ко мне, Володе и маленькому Алику. Верочка могла часами сидеть у колыбели ребёнка и сочинять вдохновенные стихи. Из этих стихов составился сборник «Десять песен о маленьком мальчике». В начале лета мы переехали на дачу в Томилино.

Однажды к нам приехала подруга Тоня и спросила, не хотела бы я крестить Алика. Я сказала, что очень хочу его крестить, но не знаю, как это сделать. Тоня вызвалась помочь мне в этом. Потом она спросила, не хотела бы и я креститься. Тут вдруг на меня напал какой‑то страх, и я отказалась. «Значит, будем крестить одного Алика», — сказала Тоня. Тоня ещё немного побеседовала со мной и отправилась домой. Я пошла её провожать. На обратном пути сильный порыв мыслей и чувств охватил меня. С девятилетнего возраста я собиралась креститься. И вот прошло восемнадцать лет, и когда передо мной этот вопрос встал вплотную, я испугалась, смалодушничала и отказалась. Почему? Как это могло произойти? Тут же я села писать Тоне покаянное письмо и, конечно, сказала, что с радостью приму крещение.

Через некоторое время Тоня снова ко мне приехала. Она показала моё письмо своему старцу, и он сказал, что как только мой муж уедет в отпуск, я могу сразу с Аликом и с Тоней к нему приехать. Володя второго сентября должен был быть уже на Кавказе. На этот день я и назначила Тоне приехать в Москву, к Верочке, и сама с Аликом приехала туда из Томилино.

Бабушка моя в этот день была особенно нежна со мной и долго меня обнимала и целовала перед отъездом. А Тоня в это время потихоньку мне говорит: «Прощайся, прощайся с бабушкой — другая приедешь». Эти слова болезненно прозвучали в моём сердце.

Верочка ужасно волновалась, не зная, куда я еду с ребёнком, хотя о цели нашей поездки я ей говорила. Тоня предлагала ей ехать с нами, но Верочка не решилась. Я взяла с собой сумку с пелёнками. Тоня купила по дороге две рыбки и пять булочек, и мы поехали на Северный вокзал. Сколько я ни спрашивала у Тони, куда мы едем, она не отвечала. И лишь выйдя из вагона, я поняла, что мы находимся в Загорске. Я там была с экскурсией в двадцать девятом году.

Тоня взяла Алика на руки, а я взяла сумки. Тут меня охватило сильное волнение. Я знала, что иду к Тониному старцу, и знала, зачем иду. Я волновалась всё больше и больше. Сумки с пелёнками и булочками стали непомерно тяжёлыми. Гоня быстро шла с Аликом на руках. (Она потом мне призналась, что боялась, как бы я не передумала и не вернулась).

Алик был спокоен и как бы предчувствовал всю значительность того, что должно было совершиться, хотя ему было только семь с половиной месяцев. Я стала задыхаться и умоляла Тоню остановиться. Но она все летела вперёд. Наконец, я села на какую‑то скамейку в полном изнеможении. Тоня села рядом со мной. «Ну, расскажи мне хоть, как он выглядит внешне», — сказала я. Ведь мне не приходилось даже беседовать со священниками. Тоня сказала, что у него седые волосы и голубые глаза. «Глаза эти как бы видят тебя насквозь», — добавила она.

Тут мы встали и пошли, и вскоре дошли до его дома. Тоня позвонила, и нам открыла дверь женщина средних лет, очень приветливая, в монашеском одеянии. Она ввела нас в комнату, чистенькую, светлую, всю увешанную иконами. Там, по–видимому, нас ждали. Но самого батюшки не было, и он долго не появлялся. Я поняла, что он молится, прежде чем нас принять. Наконец, он вышел к нам. Тоня с Аликом подошла к нему под благословение, и я вслед за ними. Я, по незнанию, положила левую руку на правую. Батюшка это сразу заметил и переставил руки. Затем предложил: «Садитесь». Если бы он этого не сказал, я бы грохнулась на пол от волнения и напряжения. Некоторое время мы сидели молча.