Коллектив авторов - И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене

Премьера состоялась на квартире у Речного вокзала; впервые вместо декораций на задник проецировались слайды с видами природы и монастыря. В сцене Куликовской битвы звучала песня, в которой сигналы трубы чередовались с молитвой о победе. Преподобный во время сигналов духовным видением мог видеть ход битвы. О нём он рассказывал всем монахам. (Этот эпизод дал идею нашей прихожанке Оле Е. написать диплом «Преп. Сергий — покровитель телевидения». Самое удивительное, что диплом засчитали).

Перед спектаклем О. Александр обратился со словом к родителям: «Мы будем молиться за то, чтобы если не мы, то наши дети смогли стать настоящими христианами». Признаться, мне показался этот призыв о. Александра слишком пессимистичным: мне думалось, что, мол, и мы неплохие христиане. Но вскоре я понял, что заблуждался. (Хозяйка квартиры, оскорблённая тем, что о. Александр не стал безоговорочно на её сторону в семейном конфликте, организовала «утечку информации», которая послужила основой грязному пасквилю «Крест на совести» в газете «Труд». Однажды я играл концерт в одном закрытом институте, и был поражён, увидев на стенде «Происки империализма» рядом с карикатурами на толстых буржуев и империалистов в котелках и с бомбами в руках статью «Крест на совести». Она была увеличена фотоспособом метр на метр!..)

К этому времени мне удалось сделать со своей группой рок-фонограмму двух песен из действа и записать в одной студии наложение голосов.

В 1984 году был юбилей св. Франциска Ассизского. Мы написали пьесу и поставили её на квартире на Остоженке. Хотя я тогда жил очень трудно, в тесной квартирке с маленькими детьми, Господь дал удивительные идеи, и позднее я переделал арию Франциска «Когда‑нибудь» в джаз–вальс для трубы.

После Франциска на наш след вышли «поклонники» детского христианского воспитания. Хозяина квартиры на Остоженке начали вызывать, и ему пришлось оставить любимую работу: он участвовал в разработке советского «Шаттла» — «Бурана».

О. Александру нравилась пьеса великого князя Константина Романова «Царь Иудейский». У него дома было роскошное издание этого произведения, оставшееся от Елены Семёновны. По его предложению мы сделали спектакль. Серёжа Б. адаптировал текст для подростков (к тому времени участники мистерии из младших школьников превратились в подростков). К. Р. — псевдоним великого князя — использовал интересный принцип: в спектакле принимали участие второстепенные лица евангельской истории: Прокула, жена Пилата, Никодим и другие, они только что разговаривали со Христом, только что с Ним встречались, но Христос и ученики в пьесе не появляются. (Этот принцип позже применил М. Булгаков в драме «Пушкин»), К тому времени мы уже не стали искушать судьбу и ставить драму «Царь Иудейский». Записали её на кассету и этим ограничились.

О. Александр не раз говорил, что враг наш — телефон и что те, «кому надо», достанут нас, как достают сосиски из котла, — схватили одну — потянется вся связка, и о. Александр делал при этом характерный жест. К тому времени и просочилась информация о детских постановках. В приходе начались обыски, людей таскали на многочисленные допросы. В училище меня начали «уходить» с работы: пустили слух, что я участвую в подпольном христианском движении. Собирали комиссии, чтобы не аттестовать, как профнепригодного.

Когда я стал жаловаться на притеснения на работе, о. Александр сказал: «Это все зависть. Из‑за зависти совершилась Октябрьская революция».

Траурную арию из «Царя Иудейского» — «Пускай Твои закрылись очи» — я в конце сентября 1990 года исполнял на музыкальном фестивале «Пробуждение» в честь христианского праздника Веры, Надежды, Любови и Матери их Софьи, посвящённого светлой памяти отца Александра Меня. Специально для этого концерта была дописана строфа:

И начинал я эту арию с того же погребального спиричуэлса, который играл на кладбище в день похорон о. Александра.

… Володя Е. устроил вечер памяти Е. А. Огневой. Я играл спиричуэлсы в дуэте с Ольгой И. После концерта к нам подошёл о. Александр и сказал, что «Сент–Луиз блюз» — его любимое джазовое произведение.

Дома все свои книги о. Александр писал под музыку — в основном баховского периода: Бах, Гендель, Вивальди. Я и другие прихожане привозили ему пластинки.