В конце 1939 года мне предложили подписать обвинительное заключение, которое необходимо для предания суду, но я, наученный опытными «врагами народа», от подписи обвинительного заключения, а заодно и от всех своих «чистосердечных» признаний, данных на допросах, категорически отказался. Мне угрожали, уговаривали, убеждая, что за чистосердечное признание суд сделает снисхождение и снизит меру наказания. Но я решительно отверг и угрозы и уговоры. Не знаю, откуда у меня взялись силы на это. В тюрьме ходило выражение «Лучше умереть стоя, чем вымаливать снисхождения на коленях», и я это мнение разделял. Меня надолго оставили в покое.
Я сидел и, не знаю, в который уже раз, до мелочей вспоминал свою прожитую жизнь. Было очень трудно и до душевной боли обидно. За какую вину мне и всем моим товарищам по тюрьме судьба послала такое тяжелое испытание, что происходит и кому это нужно?! Я старался не потерять веры в справедливость, в благополучный исход, не потерять веры в себя, в свои силы, так как видел, до какого тяжелого состояния апатии, депрессии дошли некоторые мои товарищи по камере, потерявшие веру в эти жизненные категории.
Но неожиданно, в начале марта 1940 года, меня под конвоем двух матросов пешим ходом (на допросы нас всегда возили в «черном вороне») доставили в прокуратуру к прокурору по особо важным делам. Прокурор вежливо предложил мне сесть. «Вы Елисей Андреевич Чернощек?» — спросил он, глядя на меня с приветливой улыбкой. «Да, я Елисей Андреевич Чернощек», — ответил я, пораженный столь вежливым обращением, от которого давно уже отвык. «Вот что, Елисей Андреевич, политические статьи, которые вам инкриминируют, заменены на уголовные; судить вас будут не по политическим статьям, а по уголовным, а это уже совсем иное дело. Но возможно, вас даже не будут судить, возможно даже, что вы встретитесь в скором времени с Николаем Герасимовичем Кузнецовым». Когда прокурор все это говорил, я приходил в какое-то странное, непонятное состояние, мне казалось, что внутри что-то обрывается. За все время пребывания в заключении я впервые не сдержался и заплакал. Придя в себя, я спросил прокурора: «Николай Герасимович жив, здоров, где он находится?» — «Николай Герасимович жив и здоров. Он находится в Москве и является народным комиссаром ВМФ». Тогда я кое-что стал понимать.
Дело в том, что в Хабаровске во время одного из допросов следователь задал мне вопрос: «А почему именно тебя Кузнецов направил в распоряжение Блюхера?» — «Не знаю», — ответил я. «Ах, ты не знаешь! Ну мы тебе объясним, зачем Кузнецов направил тебя к Блюхеру», — со злобой пригрозил мне следователь. После этого диалога у меня появилась убежденность, что Николай Герасимович разделил участь своих предшественников — командующих ТОФ Викторова и Киреева. Эта убежденность укрепилась после того, как во Владивостокской тюрьме я из «тюремного телеграфа» (перестукивание), которым достаточно хорошо овладел, узнал, что Блюхера уже нет в живых.
Прокурор с сочувствием наблюдал за мной (надо же такому случиться: прокурор оказался моим земляком и знал меня еще на родине, я же его не знал) и наконец сказал: «Ну что же, Елисей Андреевич, отправляйтесь в тюрьму и ждите положительного решения вашей судьбы, которое состоится дня через два-три». Я ушел с надеждой на свободу. В камере я все рассказал своим товарищам. Они очень обрадовались, так как это явилось подтверждением распространяемых «тюремным телеграфом» слухов о положительных изменениях в отношении «врагов народа», таким образом у нас появилась надежда на освобождение.
В полдень 5 мая меня забрали из камеры и привели в кабинет начальника тюрьмы. Начальник тюрьмы задал следующие вопросы: «Вы Чернощек Елисей Андреевич?» — «Да», — ответил я. «Вы кончали академию?» — «Да», — вновь ответил я, удивленный этим странным вопросом. «Вы давно в заключении?» — «Уже 18 месяцев». — «Наверное, соскучились по работе?» — «Да». — «А где хотите работать?» Я ничего не ответил, мне стало не по себе. «Ну ладно, вот прочитайте», — и он протянул мне какой-то документ. Я взял его и прочитал:
«Протокол №32 Подготовительного заседания военного трибунала Тихоокеанского флота от 4 марта 1940 года. Слушали дело № 031 на бывшего начальника 2-го отдела штаба ТОФ Чернощека Е. А. с обвинительным заключением помощника военного прокурора ТОФ военного юриста 1-го ранга Милокума, утвержденного прокурором ТОФ, бригадным юристом Семченко, для предания Чернощека Е. А. суду по ст. 193—17 п. «а» УК РСФСР. Определили: в действиях Чернощека Е. А. нет состава уголовного преступления, а имеются отдельные упущения по службе, что надлежит квалифицировать по ст. 193—17, п. «а» УК РСФСР. А поэтому… дело по обвинению Чернощека Е. А. в уголовном порядке прекратить и из-под стражи его немедленно освободить. Ввиду того, что Чернощек Е. А. с 22. IX. 1938 г. находился в предварительном заключении, к административной ответственности его не привлекать».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу