Николай Кузнецов - Крутые повороты - Из записок адмирала

…Никогда раньше у меня не возникали мысли о конце своей жизни. Теперь же, когда я был поставлен в определенные условия, когда независимо от меня прервалась моя служба, а годы и здоровье уже подсказывают, что и конец не за горами, иногда в часы раздумья невольно сосредоточиваешь свои мысли на прожитом, на оставшихся днях, на цели, когда-то стоявшей в жизни, и на стремлениях что-то еще успеть сделать для будущего. Временами закрадываются разочарования и какая-то черная мысль о бесцельности проведенного времени, о безотрадной перспективе. Вот в такие моменты и нужна ясная цель, опираясь на которую значительно легче бороться с меланхолией и даже болезнью.

Когда сосредоточишься на личных моментах и событиях, связанных исключительно с собственной персоной, да еще на лицах, непосредственно связанных с этими событиями, на душе становится мрачно и тоскливо. В таком случае не удается найти ответы на мучительные вопросы, и, кажется, тупик, в котором оказался, не имеет выхода. Но стоит взглянуть на все происшедшее с тобой в более широком аспекте и поставить себя на место человека, подверженного, как и все, различным капризам «судьбы», опереться на более устойчивые явления, как находишь происшедшее с тобой «мелочью жизни» и фактом не такой уж чрезвычайной важности.

Если взять цель своей жизни в рамках флота, ради которого, казалось, я и жил, то оказываешься у разбитого корыта, окончательно погибшим под тяжестью происшедшего. Но если ею считать более широкие стремления всего общества, всей страны, Родины, то окажется, что цель остается, и ради нее следует не унывая жить, надеясь на улучшение здоровья и возможность еще применить себя для этой цели.

У каждого человека, если он не ограничивается только мелкими житейскими радостями, существует более широкая цель, связанная с интересами Родины и общества, помимо сугубо личной цели — семья, дети, дом и т. д. Если они проходят через его жизнь параллельно и согласованно, не пересекаясь и не противореча одна другой, то это можно рассматривать как идеальный случай. Удача. Такое бывает редко. Жизнь значительно сложнее и часто поворачивает то в одну, то в другую сторону. Всякому думающему человеку эти цели нужны, иначе он будет скучать, чувствовать неудовлетворенность; и не дай Бог, если он не обретет их, — обязательно бросится в какую-нибудь крайность.

Когда я жил и работал ради большой цели — развития и расцвета Родины, я ее меньше чувствовал, чем ту, конкретную, что стояла передо мной и заключалась в достижении успехов на флоте. Она поглощала много времени и шла временами в ущерб моим личным целям, недооценку которых я считаю теперь ошибкой в своем поведении.

Но вот события выбили из-под ног ту опору, на которой я привык стоять с юношеских лет. Когда я впервые незаслуженно был наказан, потерял должность и звание, но оставлен в рядах флота, это меня не особенно огорчило, ибо я по-прежнему находился среди флотских товарищей, а здоровье еще позволяло рассчитывать на многие годы работы впереди. Совсем по-иному сложилось в 1956 году, когда я лишился самой возможности работать, общаться с людьми и даже думать (без материалов, которые не получаешь, рассуждать трудно) на флотскую тему. При этом оба раза мне не было предъявлено конкретных обвинений. Я почувствовал, что весь фундамент моей жизни выбит из-под меня окончательно, а годы и здоровье уже не позволяют смотреть на случившееся, как на временное явление.

Вот в такой обстановке и потребовалось вновь задуматься над вопросом, что же теперь остается целью твоей жизни (помимо личной)? Уйти ли в сугубо частную жизнь и замкнуться в ней или еще не вычеркивать себя из членов общества и попытаться найти эту новую цель, причем такую, которая бы вела в конечном итоге к тому же, что и прежде, — к благу родной страны, хотя ты и будешь теперь находиться на другом участке, нежели раньше.

Теоретически просто ответить на этот вопрос, в действительности же решить его очень трудно. Возможно, кто-то из моих бывших сотоварищей по флоту, наблюдая за мной, думает, что все на самом деле значительно проще. Однако если тебя лишают жизненной опоры, то трудно придумать что-нибудь сложнее.

В конце 40-х годов, когда мне довелось пройти все этапы унижения, чтобы выжить, требовались выдержка и здоровье. После вторичного назначения в Москву я оказался между молотом и наковальней. Формально те, кто находился у власти, вернули меня для работы. Поначалу они, казалось бы, внешне благосклонно отнеслись ко мне. Фактически же стоявшие у руля не терпели меня и готовили «волчью яму». Я чувствовал это, но был бессилен что-либо сделать. Отказаться от взглядов и честного отношения к своему делу я не мог. После смерти Сталина события быстро развивались, и я ничего не мог ждать хорошего. Самым лучшим исходом мог быть только спокойный уход на другую работу, но этого, к сожалению, не произошло. Мне было суждено снова пережить все справедливые и несправедливые обвинения. «Ату его, ату» — был брошен призыв, и, как обычно бывает в подобных случаях, нашлось немало охотников бросить в меня камень, даже из числа тех людей, которым я делал только хорошее.