Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс…

В результатах защиты никто не сомневался. Была написана выпускная аттестация, в которой черным по белому было зафиксировано: «дипломную работу на тему… защитил на отлично», «академию закончил первым (из семнадцати)». Прекрасно шла и защита. Аудитория была заполнена до отказа. Причем много было из ГВИУ. Доклад я закончил под аплодисменты. Потом посыпались вопросы. Тема явно интересовала многих. Вопросы деловые и отвечал я на них по-деловому. Где что-то было незакончено разработкой или даже еще не начато, я так и говорил. Дело шло явно к концу, и вдруг, молчавший несколько дней член комиссии от ГВИУ, человек с двумя ромбами, изрекает глупейшее замечание:

– У вас бетонный завод не справится с производством такого количества бетона, – указывает он на мой график потока бетона, – надо было сначала бетонный завод разработать, а уж потом и смотреть, что вы можете построить.

Всем было очевидно, что он сморозил глупость. И никто бы меня не осудил, если бы я просто отмахнулся от этой глупости какой-нибудь тактичной отговоркой. Так мне впоследствии начальник кафедры фортификации профессор Хмельков и сказал:

– Ну, он сморозил глупость, но ведь у него на петлицах два ромба, а у вас один квадратик. При таком соотношении глупость можно и не заметить. А вы?… А я на его замечание сказал:

– А что вы называете бетонным заводом? Строили ДнепроГЭС и там был бетонный завод. Мы бетонируем огневую точку и около нее работают две полукубовых бетономешалки и это мы тоже называем бетонным заводом. Поэтому ни один грамотный инженер не начинает проектирования с бетонного завода. Он сначала определяет поток бетона. Я это сделал. Спроектировать по этому графику завод, это уже сугубо техническая задача.

За этот ответ мне дважды перечеркнули «черное по белому» и записали красным по черному там, где было написано «защитил дипломную работу на тему… с оценкой отлично», вместо «отлично» – «очень хорошо», а там, где было «окончил академию „первым“, вместо „первым“ – записали „четвертым“. Показывая мне эту аттестацию с уже внесенными исправлениями, начальник академии сказал, указывая на красные записи от руки:

– Это вам не за знания и не за трудолюбие, а за поведение. Учитесь вести себя, т. к. это может плохо кончиться.

Но я так и не научился улыбаться глупости и склоняться перед неправдой. Да и помогла ли самому Цальковичу его тактичность. Тюрьму ему, правда, обойти удалось, но уволили его из академии еще в те страшные годы и вместо трех ромбов получил он три шпалы. Как говорится: «в старые дырочки вставил новое содержание».

Выпускали нас в Кремле в Георгиевском зале – 4 мая 1934 года. Присутствовало все Политбюро. Нам поднимали дух, главным образом, Ворошилов и Буденный, все время находившиеся в зале после того, как из ложи один за другим были произнесены тосты «За Сталина!», «За партию!», «За Ворошилова!», «За армию и выпускников!». Тосты такой скорострельности могут свалить кого угодно, особенно, если люди не выспались и голодны. А с нами именно так и было. И вот почему. Построение в Кремле было намечено на час дня. Ответственный – начальник академии им. Фрунзе. Естественно, что он назначил сбор на 12. Начальник нашей академии взял себе больший запас – 2 часа. Начальник факультета не отстал от него и назначил сбор на 8 часов утра. Командир нашей группы тоже позаботился о себе и приказал нам прибыть к 7 часам. А так как мы жили на Шоссе Энтузиастов, то подняться с постели нам надо было не позже 5 часов. Но в такое время можно только стакан чая выпить. А в академии и по выходе из нее подкрепиться и негде и некогда. То построение с проверкой, то перчатки меняют – белые на коричневые, то наоборот. В результате, когда в час дня Калинин, наконец, появился перед строем и начал речь, мы уже еле на ногах стояли. А пришли в зал и попали под оглушающий залп тостов и большинство «поехало». Мне повезло. Рядом оказался опытный человек. Он еще до того как нам позволили сесть, отхватил кусок масла и съел, посоветовав мне сделать то же самое. В результате я домой возвратился в тот же день. Большинство же моих однокашников оказались неспособными на такой подвиг. Только на следующий день, переночевав в милиции, они часам к двум, трем добрались до родных пенатов и здесь уж началась пьянка по-домашнему, которая длилась почти неделю.

Протрезвившись, пошли в академию за назначениями. Их еще не было, но я оказался исключением. Начальник кафедры организации военно-строительных работ профессор Скородумов – мы, слушатели, звали его за быстроговорение и нередкое высказывание слишком поспешных выводов и замечаний «Быстродумовым» – с радостным лицом отозвал меня в сторону и, схватив за руку, восторженно заговорил: