Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс…

Так просто все – напишешь покаянье.

Вот только что получишь в воздаянье

за пару фраз возврата во вчера?

Шумит в ручье прохладная вода,

деревья и цветы все в искорках росы,

и за окошком гомон детворы,

в озерах – рыба, птицы в небесах,

и сладость поцелуя на устах…

Так просто все!

Л ишь будешь ты не ты,

согбенный недугом кромешной пустоты,

иссохший телом, ясный взгляд потух.

Ты – только оболочка, а не дух.

Иди назад в свой кабинетный рай

и старые костюмы примеряй.

Тропинкой прежней в роще пробежишь…

Вот только душу вряд ли возвратишь.

Десяток пыткой вымученных слов –

не сбросить тех невидимых оков.

И нет тебя. Кругом сплошная тьма –

в людском обличье спрятана тюрьма.

(перевод с украинского Светланы Одинцовой)

И ни одного слова пояснения. Он верит, люди его поймут.

Я рассказал все это, надеясь на помощь, надеясь на то, что честные будут и дальше находить друг друга и подавать друг другу руку помощи. Я нашел много. Нашел и Миколу Руденко. Нашел так, как здесь описано.

Но встречались и иными путями.

Иван Яхимович вместе с женой Ириной приехал из Латвии в Москву, чтобы убедиться, есть ли в действительности здесь такие люди, как Павел Литвинов, Петр Якир, Петр Григоренко, или они вымышлены враждебной буржуазной пропагандой. У Литвинова и у меня установились теплые, дружеские отношения с Иваном и Ириной.

Генрих Алтунян приехал в Москву, как указано в решении парткомиссии об исключении его из партии, «по заданию 13 харьковских клеветников, чтобы установить связь с сыном командарма Якира П. Якиром, и с бывшим генералом П. Григоренко». С Генрихом, Владиславом Недоборой, Софьей Карасик, Пономаревым, Левиным, Затонской и другими «харьковскими клеветниками» у нас с женой установилась самая искренняя дружба.

Татьяна Ходорович пришла ко мне за 10 дней до моего второго ареста (накануне 1-го мая 1969 года). Я попросил ее съездить во время первомайских праздников к семье арестованного Ивана Яхимовича. Она согласилась. С этого и началась ее правозащитная деятельность.

Совсем незаметно появились у нас в семье двое научных работников – физик Григорий Подъяпольский и его жена, геолог Мария Петренко. Они как-то очень тихо вошли в жизнь нашей семьи. Но вошли так, как будто бы всегда были с нами. Нельзя было не поражаться этой паре, не восхищаться их взаимной любовью и человечностью. Тяжкий груз взвалили они на свои плечи. С ними жили парализованные тетя Гриши, старая больная мать Маши и сестра матери. И такой мир, такое взаимопонимание и благожелательность царили в этой семье, что, придя к ним, просто отдыхал душой. Все три трудоспособных члена семьи – Гриша, Маша и их дочь Настя, – обслуживали семью, помогая один другому и заменяя друг друга. Гриша, кроме того, писал стихи, воспоминания, и, главное, входил в состав Сахаровского комитета защиты прав человека и помогал заключенным и их семьям. Маша всегда была с ним рядом, готовая подставить плечо.

Сейчас Гриши нет в живых. Моя семья, рядом с которой все тяжкие для нас годы стояли Гриша с Машей, их дочь Настя не может избавиться от тоски по Грише. И пусть эти строки будут вместо прощального надгробного слова над прахом Гриши – Григория Сергеевича Подьяпольского.

Анатолий Эммануилович Левитин-Краснов появился наоборот с «шумом». Я никогда не переставал удивляться какой-то бьющей из этого человека жизнерадостности. Десяток лет проведенных в сталинских и послесталинских концлагерях не превратили его в эдакого страдальца и, казалось, вообще не оставили следа. Анатолию Эммануиловичу принадлежит заслуга освещения истории Русской Православной Церкви в советский период и раскрытие ценностей Православия перед сотнями людей. Всегда когда я встречал его, окруженного стайкой молодежи, мне казалось, что он и сам принадлежит к их числу. А сколько мягкости и заботы проявил он к моей семье в период моего заточения.

Читатель мой, ты, возможно, удивлен. Я взялся рассказывать, кто такие «диссиденты», а рассказываю о своих друзьях. Не удивляйтесь. Я сам не знаю, кто такие «диссиденты». Людей, которых что-то объединяет, принято называть каким-то общим названием. Поэтому мы и откликаемся на не нами придуманную кличку. Мы могли бы назвать себя как угодно иначе, но это невозможно. Мы не организация. И название нам поэтому противопоказано. Мы просто люди, несогласные с тем, что писать можно одно, а творить другое. Мы убеждены, что если есть в стране конституция, то мы имеем право пользоваться ее положениями, не спрашивая ни у кого разрешения. Если подписаны международные пакты, то внутренние законы должны быть приведены в соответствии с ними. Мы убеждены, что ложь и лицемерие недопустимы ни в международной, ни во внутренней политике. Мы уверены, что нельзя привлекать к уголовной ответственности человека, не совершившего преступления.