Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс…

– Ну, если такие строгости, не будем нарушать. Законы надо уважать всем. Даже и члену политбюро. Он подчеркнул последнее слово.

– Оставьте нас одних, – обратился он к полковнику. И тот вышел.

Когда мы возвратились в домик к командующему, он встретил нас смехом. Меня он знал еще с Дальнего Востока и сейчас, смеясь, сказал:

– Ну, что, Дальневосточник, поучил нас, как относиться к законам? Звонил Булганин. Он, кажется, не очень доволен, но на словах, хвалит.

Эта операция тоже была по сути безуспешной. В первый день продвинулись максимально около десяти километров. На второй и третий день успеха тоже не было. Но особенность… листовки, обращенные к 10-ой гв. армии, появились только на второй день операции. Это, безусловно, указывало на утечку информации из окружения Булганина. Урок был учтен. Последняя при мне операция готовилась с особо строгим соблюдением тайны.

Во время проигрыша у Попова, пришел Булганин – пьяный «до положения риз». Лицо сизо-красное, отечное, под глазами мешки. Подошел к Маркиану Михайловичу, сунул руку и свалился на стул рядом. А остальным не сделал даже общего поклона. Командующий увидел подход булганинской своры в окно и закрыл карту и другие документы. Когда все улеглось, Попов сказал Булганину:

– Николай Иванович, попроси всех пришедших с тобой перебраться в приемную.

– Я не могу оставлять члена политбюро одного, – резко и с явным вызовом произнес громила в НКВДистской форме.

– Николай Иванович, я еще раз прошу. Я не могу продолжать работу, пока здесь будет хоть один посторонний.

– Вот вы как все заразились подозрительностью. Нужно же понять и товарища – начальника моей охраны. Он тоже имеет инструкции и не вправе их нарушать. Я ему дам распоряжение, а он сейчас же донесет, что я мешаю ему нести службу.

– Не знаю, не знаю, Николай Иванович, но я при посторонних рассматривать план операции не буду.

Они еще посперечелись немного. И в конце концов Булганин приказал всем своим выйти. Всю остальную часть проигрыша он продремал. В конце подписал все, не глядя.

Эта операция была самой успешной из упоминавшихся четырех. Продвинуться удалось более чем на тридцать километров и расширить фронт прорыва до двадцати километров. Был занят районный центр Калининской области – город Пустошка. Это положение, сложившееся на третий день операции – на 28 февраля 1944 года. Больше в этой операции я не участвовал, но знаю, что она развивалась еще и в глубину и по фронту.

Запомнился мне конец этого февраля. 25-го, накануне очередной операции, я ехал на ВПУ (Вспомогательный Пункт Управления) посмотреть готовность к завтрашнему дню. Один участок дороги оказался простреливаемым. Полуавтоматическая тридцатисемимиллиметровая немецкая пушчонка, пока мы проскакивали простреливаемое пространство, успела выпустить очередь, и один снаряд разорвался под задком нашего «Виллиса». Решил судьбу в другой раз не искушать. На обратном пути объехал опасный участок лесом. Через день, 27 февраля, вместе с командиром 101-го гв. стрелкового корпуса смотрели части при вводе их в бой. Остановились там, где дорога проходит через траншеи прорванной накануне немецкой обороны. 45-ти миллиметровая пушка попала одним колесом в выбой, образовавшийся на недостаточно плотно засыпанной траншее. Толчком пушку подбросило и стволом повело на нас. Оба мы инстинктивно отступили. Оглушающий грохот. Оглушенный я упал, ничего не понимая. Чуть пришел в себя, слышу стон. Поднимаюсь, осматриваюсь, стонет командир корпуса. У него раздроблены обе стопы. Организовали первую помощь и отправили в армейский эвакогоспиталь. Вечером жена говорит:

– Нехорошо это, такое везение подряд. Не удержался-таки Павлик, рассказал.

– Ты поосторожнее. Не вылезай, пожалуйста, где не надо.

– Воздержусь. Тем более, что завтра – последний день самого невезучего моего месяца.

Но на следующий день слова не сдержал. Мы с Казаковым поехали на новый ВПУ. Поехали только вдвоем, если не считать адъютанта командующего и связистов. По дороге он, видимо, что-то вспомнив, вне связи с тем, о чем говорилось, сказал:

– Пожалуй придется вам идти по предназначению. Дмитриева дальше нельзя оставлять на дивизии. Закончим эту операцию и пойдете.

– Я готов, – ответил я.

Прибыли на ВПУ. Сидим. Я обзваниваю дивизии. На пять часов вечера назначена 10-минутная артподготовка и после нее атака. Проверяю готовность. И вдруг, без четверти пять, Казаков говорит: