Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс…

На этой почве и у меня произошла стычка с Иваном Степановичем. Готовилось армейское штабное учение во 2-й армии. Руководителем, как обычно, был назначен командарм, а разработчиков и в помощь командарму при розыгрыше прислал штаб фронта. Группу эту возглавлял я. Прихожу с разработкой. Вижу, Иван Степанович не в духе, чем-то взвинчен, но разворачиваю карты, начинаю докладывать. Задал раздраженно какой-то вопрос, я ответил. Продолжаю докладывать. Слушает невнимательно, и вдруг его прорывает: «Да что Вы за чепуху нагородили!» И пошел, и пошел. Чем больше орет, тем больше взвинчивается. Я стою, чувствую, долго не выдержу. Отвечу какой-нибудь грубостью. Чтобы отвлечься, начинаю свертывать карты. Вдруг крик обрывается:

– Что Вы делаете?

– Убираю карты.

– Зачем?

– Я вижу, Вы чем-то расстроены. Я лучше приду, когда Вы успокоетесь.

– Я уже успокоился. Развертывайте карты.

И мы спокойно обсудили все вопросы.

На следующий день он сам зашел в отведенную мне для работы комнату.

– Петр Григорьевич, Вы меня извините за вчерашнее.

– Да что Вы, Иван Степанович, с каждым бывает.

С этого дня больше не было ни одного случая бестактности в отношении ко мне с его стороны. Однако те, кто воевал под его началом, все отмечали его «шумоватость». Но никто не обвинял его, как, например, Чуйкова, в оскорбительном поведении. Последний раз я видел Ивана Степановича в 1957 году. Узнал. Очень приветливо разговаривал.

Еще иным был командующий 1-й армией комкор (впоследствии генерал армии) Попов Маркиан Михайлович. Заядлый спортсмен, стройный, подтянутый, белокурый, с благородными чертами лица, он выглядел совсем юным. Характер имел общительный, веселый, то, что называют рубахой-парнем. В любой компании он был к месту. К людям относился тактично, чутко. В армии его любили – и офицеры, и солдаты. Ум имел быстрый, логического склада. Но в войну ему не повезло. Не то, что не было военного счастья на поле боя. Этого счастья долго ни у кого не было. Не в этом дело. Он был куда более умный командующий, чем многие другие, но его в кругах, близких к Сталину, а может просто сам Сталин, недолюбливали. Он дважды был отстранен от командования фронтом и закончил службу и жизнь под началом самого бездарного, бестактного и грубого военачальника маршала Советского Союза Василия Ивановича Чуйкова. Думаю, что это значительно сократило жизнь Маркиану Михайловичу. С ним я после Дальнего Востока встречался неоднократно. Во время войны служил в составе войск 2-го Прибалтийского фронта, которым командовал Попов. После войны, работая в академии им. Фрунзе, часто встречался с Маркианом Михайловичем как начальником штаба сухопутных войск, в состав которых входила и наша академия. К этому человеку сохранилось у меня самое большое уважение. Пусть будет земля ему пухом.

Недолго командовал Штерн созданным им фронтом. Вскоре его отозвали в Москву, где он был назначен командующим ПВО. В первый день войны, получив сообщение о немецко-фашистском нападении, он отправился на службу. Больше жена его не видела. Ее я встретил в санатории Министерства обороны в Кисловодске в 1956 году. Она только недавно была освобождена из лагеря, где отбывала срок как «жена замаскированного немца, выполнявшего шпионские задания абвера». Я не смог сразу ее узнать. Когда я подошел наконец, чтобы осведомиться, не жена ли это Штерна, она улыбнулась и сказала: «А я Вас давно узнала, товарищ полковник, но не хотела ставить в неловкое положение. А вдруг Вы не захотите узнавать». Но этим я, к счастью, никогда не болел.

Еще раньше Штерна, отозвали на Запад Ивана Степановича Конева, Маркиана Михайловича Попова, Василия Ивановича Чуйкова и еще многих из числа высших военачальников. На место Штерна прибыл генерал армии Опанасенко Иосиф Родионович.

В субботу вечером, 21-го июня 41 года, когда я уже убрал свои бумаги, «сам себя обыскал», и опечатав сейфы, ожидал прибытия начальника караула для сдачи под охрану сейфовой комнаты, раздался телефонный звонок. В такое время этот звук мог нести мне только неприятности. Я подумал: «Ну, наверное, „накрылся“ мой завтрашний выходной». А я уже начал жить им. И у меня тоскливо стало на душе, когда я снимал трубку. Но оттуда раздался голос генерал-лейтенанта артиллерии Василия Георгиевича Корнилова-Другова, который моим прямым начальником не являлся и, следовательно, от него вряд ли можно было ожидать покушения на мой выходной.

– Петр Григорьевич, Вы скоро собираетесь домой? – прозвучал из трубки его очень приятный голос с мальчишескими интонациями.