Белфорт Джордан - Волк с Уолл-стрит

– Послушай, Барт, я понимаю, что ты стараешься поддержать меня, и поверь, я очень тебе благодарен. Но результаты спинномозговой пункции подтверждают, что у него…

Но Барт снова не дал мне договорить.

– Плевать мне на то, что там говорят эти уродские анализы! Голову даю на отсечение, что они там опять что-то напутали с образцами! Вечно одна и та же история – привыкли иметь дело с переломами да огнестрельными ранениями, а чуть что посложнее, так мигом садятся в лужу. То, что они тебе рассказывают, просто ни в какие ворота не лезет! Вопиющая некомпетентность!

Я услышал в трубке тяжелый вздох.

– Послушай, Джордан, ты ведь знаешь, что я каждый день имею дело со спинальным параличом, так что мне не впервой сообщать дурные новости. Но то, что я услышал от тебя… у меня просто слов нет! Мать вашу, твой малыш всего лишь простудился! Поверь мне!

Я был потрясен. Сказать по правде, я в жизни своей не слышал, чтобы Барт Грин употреблял подобные выражения – вплоть до этого дня. Возможно ли, чтобы он оказался прав? Мог ли он, сидя у себя во Флориде, поставить более точный диагноз, чем целая команда врачей, в распоряжении которых было самое современное оборудование? Я молчал.

– Передай трубку Надин! – непререкаемым тоном потребовал Барт.

Я сунул телефон Герцогине:

– Это Барт. Утверждает, что с Картером все в порядке и что здешние доктора просто спятили, если поставили ему такой диагноз.

Она выхватила у меня телефон. Пока они разговаривали, я подошел к кроватке и принялся разглядывать мальчика. Доктора все-таки умудрились поставить ему капельницу, и он наконец успокоился – перестал вопить и только жалобно похныкивал и ерзал, как будто ему было неудобно лежать. Какой же он очаровательный, с горечью думал я. И эти ресницы… Густые, длинные.

Подойдя к кроватке, Герцогиня нагнулась и пощупала лобик Картера.

– Холодный, – немного смущенно пробормотала она, словно не веря собственным глазам. – Неужели они все ошиблись? А как же результаты пункции?

– Почему бы нам не поспать немного? – обняв Герцогиню, я крепко прижал ее к себе. – Будем дежурить возле него по очереди, а? Чтобы Чэнни не оставалась одна.

– Нет, – отрезала Герцогиня. – Я не уйду отсюда без сына. И плевать, даже если мне придется торчать тут целый месяц! Больше я никогда его не оставлю, слышишь?

Моя жена сдержала слово – целых три дня она безотлучно просидела у кроватки Картера, ни на минуту не покидая комнату. Вечером третьего дня мы сидели в лимузине, который вез нас обратно в Олд-Бруквилл – с Картером Джеймсом Белфортом на руках. В ушах у нас музыкой звучала прощальная фраза извиняющегося врача: «Результаты анализов случайно оказались загрязненными». Я вдруг поймал себя на том, что хочу пасть перед доктором Бартом Грином на колени.

Я своими глазами видел, как он вывел Эллиота Лавиня из комы – именно тогда судьба свела нас в первый раз. И вот теперь, спустя восемнадцать месяцев, он совершил еще одно чудо. Приятно было знать, что, когда я лягу на операционный стол, именно он будет стоять возле меня со скальпелем в руке. Теперь я верил, что с моей спиной все будет в порядке. Что моя жизнь снова станет прежней.

И тогда я наконец смогу сказать наркотикам «нет».

(Тремя неделями позже)

Не могу точно сказать, во сколько я очнулся после наркоза. Но это было 15 октября, и время уже явно перевалило за полдень. Помню, как открыл глаза, как с трудом пробормотал что-то вроде: «Ох, мать твою! Ну и паршиво же мне!» – и вдруг меня неожиданно стало рвать кровью, и всякий раз стреляющая боль, разрывая мое тело, эхом отдавалась в спине. Я лежал в палате реанимации манхэттенской больницы клинической хирургии, подключенный к капельнице, из которой, стоило мне только нажать на кнопку, в мою кровь поступал чистый морфин. Помню, как расстроился, поймав себя на мысли, что впервые словил кайф, не нарушая закон, – и все, что для этого нужно было, это лечь под нож.

Надо мной склонилась Герцогиня.

– Ты чудесно справился, дорогой! – воскликнула она. – Барт сказал, что с тобой все будет в порядке! – Я кивнул и вновь погрузился в навеянное морфином забытье.

А потом я вдруг непонятно как оказался дома. Думаю, это случилось где-то через неделю, хотя в голове у меня по-прежнему стоял туман и дни были похожи один на другой. Алан-Химик не подкачал – в первый же день моего пребывания дома завез мне пятьсот таблеток кваалюда. Ко Дню благодарения от них осталось одно воспоминание. Это был своего рода рекорд, и я был немало горд им – ну еще бы, лопать в среднем по 18 таблеток в день, и это при том, что хватило бы одной, чтобы вырубить часов на восемь какого-нибудь морского пехотинца в добрых двести фунтов весом!