Виктор Андриянов - Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах

Почему-то этот бетонный двор показался мне знакомым. Где-то я видел его — только без пятерки вязов и полным людьми в спецовках. Они сидели и лежали прямо на плитах. Это был снимок лета 1943 года — «Перерыв для остарбайтеров», так он, по-моему, назывался.

Между тем хозяева предложили показать старую шахту. Выходя, мы улыбнулись печальной Барбаре и окунулись в жар июня. Над копром синело бездонное небо. Мне показалось, что там крутнулись шкивы.

— Шахта уже не работает, — перехватил мой взгляд Зигфрид Орман не, наш добрый «дядька» из «Рурколе», — но ствол действительно еще грудится. Выдаем последнее оборудование.

— А я уж подумал, что у вас тут, «Шубин» обосновался.

— Кто-кто? — переспросил Зигфрид.

— Так в Донбассе называют духов подземелья. Ну, домовой, иначе говоря.

Мы шли по двору, по выщербленным плитам, разделенным полосками пробившейся к солнцу травы. И мне казалось, что площадь оживает и слышатся голоса:

— Я, Морозюк Петр Яковлевич, рождения 1925 года, в Германию угнали в мае 1942 года из села Петриковка Днепропетровской области. Спустя пару недель бежал вместе с другом, но гестаповцы нас поймали и отправили в концлагерь. Мой друг, Чуйко Николай, пропал без вести.

— Я, Ющенко Владлен Андреевич, тоже один из миллионов рабов XX века, прошедших фашистскую каторгу. Пусть помнят люди, как мы жили, умирали, боролись.

— Моя фамилия Серебрянская Анна Михайловна. Девичья фамилия Трифонова. Родилась я в 1925 году в Донбассе. До войны наш город назывался Чистяково, а сейчас — Торез. В 1942 году меня насильно угнали в Германию. Было мне тогда 17 лет.

— Я, Леванович (Олейник) Екатерина Мефодиевна, год рождения — 1921. Когда началась война, нас эвакуировали из Белоруссии на Украину, в Харьковскую область, село Красный Оскол. Вот из этого села нас и взяли. Фамилии пишу девичьи и теперешние.

Шаповалова — Максименко Анастасия Иосифовна.

Ищенко — Кондратьева Александра Кузьминична.

Зарянская — Горшкова Татьяна Степановна.

Горкуненко Наталья Григорьевна.

Ященко Антонина Григорьевна.

Фесенко — Погорелова Людмила Алексеевна.

Деревянко — Загреба Мария Кирилловна.

Трошило — Сапронюк Александра Григорьевна.

Бородачка Екатерина, отчества не знаю, она без ног, ампутировали.

— Я, Горяйнова, до замужества Штукарева Лидия Александровна, в октябре 1942 года пятнадцатилетней девочкой была угнана фашистами в Германию из Ростова-на-Дону.

— Фамилия моя Зубко, зовут Юрий Арсентьевич. Угнан в Германию в августе 1943 года, когда мне было 17 лет.

— Это горе постигло во время гитлеровской оккупации Ростова и меня, Анну Алексеевну Мигаль. Угнали меня на каторгу в 15 лет. А немного позже угнали и мою сестру.

— Я, Безменко (по мужу Усова) Мария Гавриловна, родилась 22 июня 1923 года в селе Лубяное Чернянского района Курской области. В октябре 1942 года немцы погрузили нас в вагоны и повезли в Германию. Со мной были: Шиленко Наталья Павловна, Мирошниченко Прасковья Григорьевна. Горбатко Ксения Борисовна, Горбатко Ксения Никитична, Горбатко Галина Ивановна, Черникова Евдокия Александровна. Прохорова Анна Игнатьевна, Николай Шматков (умер в Германии), Иван Шматков и другие, имена которых запамятовала.

— Я — один из миллионов рабов, которые были согнаны в Германию во время войны. Я, Заика Михаил Ефимович, родился 12 ноября 1925 года в Курской области, село Сидоровка. Был угнан в Германию, когда мне не было еще и 17 лет.

— Я, Озерова Степанида Матвеевна, родилась в селе Дмитриевка Белгородской области 15 февраля 1918 года. С семи лет росла сиротой. Весной сорок второго в село пришел фашист, помню, мы хлеб посеяли уже. Из села нас угнали семерых — пять девушек и двух парней.

— Я, Сыроватко Иван Иванович, родился 12 февраля 1923 года в Донецкой области, в семье рабочего-шахтера, украинец. Работал в городе Снежном, в шахте, машинистом водоотлива. Во время оккупации в марте 1942 года мне приказали явиться в комендатуру и предупредили: за неявку расправятся со всей семьей.

…Говорят, что у горных пород есть память. Крохотная частица, извлеченная из недр на солнечный свет, будто бы сохраняет в себе те чудовищные напряжения, которые сжимали ее в глубине. И может рассказать о них. Надо только суметь «прочитать».

Может быть, думается мне, какие-то слепки наших мыслей и чувств вот так же остаются на предметах окружающего нас мира? И тогда что-то запечатлели эти тяжеленные плиты. И что-то помнят пять вязов, сомкнувшихся кронами, как братва, плечами.