Владимир Рудный: Дети капитана Гранина

- Дробь! - прервал певцов Богданыч, словно угадав печаль юнги. - В лыжном отряде мы по-другому пели, - и затянул сиплым, простуженным тенорком: "Раскинулись ели широко, в снегу, как в халатах, стоят"...

- Отставить! - прервал белесый солдат безголосого запевалу. - Это пародия, а не песня.

- Не пародия, а песня отряда Гранина. - Богданыч привлек Алешу к себе. Ну что, юнга, слыхал про Гранина?

- Слыхал. Капитан с черной бородой.

- У-у-у, страшная бородища... - смешно показал Богданыч. - Длинная. Как у Черномора.

- И я про Гранина слыхал, - сказал белесый солдат. - Знаю, как набирал он в отряд таких, как ты, отчаянных.

- Как? - Богданыч опешил.

- А вот как. Вызвал его командующий и говорит: "С любого корабля выбирайте любого матроса, только чтобы отряд не посрамил чести Балтфлота". Пошел Гранин по кораблям. Походит, посмотрит- ему подают список личного состава: этот, говорят, лучший механик, этот - лучший сигнальщик, предлагают одних отличников. А Гранин нет: "Зачем забирать у вас отличников. Дайте, кого надо на исправление. Кто отбывает на гауптвахте?.. Этот в чем провинился? Лодырь? Отставить. А этот? С патрулем поспорил? А в службе как? Хорош? Давайте его сюда". И как начнет мылить, как начнет: "Дисциплину не соблюдаешь! Искупить хочешь? У меня патрулей нет: закон нарушил - трибунал. В бою струсил расстреляю. Понял? Иди, досиживай. А потом на фронт"...

- Глупости все это! - Богданыч в упор злющими глазами смотрел на белесого. - Гранин разгильдяев терпеть не может. И раскисляев, между прочим, подковырнул он белесого.

Все рассмеялись, но солдатик не сдавался:

- Ты, не спорю, про Гранина знаешь все. А где он сейчас?

- Ясно где: в береговой артиллерии. Он на фортах все прошел - от погребного до командира дивизиона. А лыжный отряд создал временно. Пока с белофиннами воевали. Понял, солдат?

- Понял, что ты проворонил: Гранин с нами идет. На "Волголесе", сразу за "Ермаком".

- Откуда знаешь? - всполошился Богданыч.

- Железнодорожники все знают. Кто пушки доставляет? Мы. Наши и грузили гранинские пушки...

Гранин действительно шел в голове каравана - с пушками, со всем дивизионом. На правом крыле мостика "Волголеса" он стоял рядом с начальником своего штаба Пивоваровым, верным спутником и по лыжным походам. Оба молодые, гладко выбритые, настроенные торжественно, даже празднично. Гранин, плотный, приземистый, весь заковался в кожу. Новая скрипучая кожанка с золотыми нашивками на рукавах - "две с половиной средних", кожаные брюки, болотные сапоги, все как у первопроходца и все не по форме. Только морская фуражка с золотой эмблемой такая же, как у строгого начштаба, но и ее Гранин сдвинул на затылок. Оба разглядывали в бинокль места, исхоженные на лыжах в пургу и мороз, а сейчас, среди взбулгаченных волн, если и узнаваемые, то только по маякам и сопкам взятых штурмом островов.

На "КП-12" не видели, конечно, ни "Волголес", ни его прославленных пассажиров. Льдины встречались реже, и караван шел ровно, понемногу отрываясь от концевого судна.

Шустрова это не тревожило. Он помнил эти широты с юности, с того года, когда революционный Балтфлот по приказу Ленина вырвался из ловушки, устроенной белыми в Гельсингфорсе. Шустрое знал и подходы к Эстонии, и фарватеры в финских шхерах. Добродушный толстый капитан предлагал его сменить, Шустров отмахивался: скоро сворачивать в шхеры, а там, в опасном для плавания районе, только ему и вести судно.

Алеша днями торчал возле Шустрова. Заглядывал и в лоцию, и в карту на цифирки глубин, на кружочки магнитных склонений, на цветные стрелы проложенных курсов, спрашивал про каждую полоску на горизонте, островок, маяк, плавучие огни и створные знаки, все надеясь, что Шустров сам скажет, куда же высаживали декабрьские десанты. Но те острова давно за кормой.

Караван дни и ночи шел на вест. Последнюю ночь Шустров разрешил юнге остаться в рубке. Алеша боялся прозевать выход к берегам Финляндии. Он заснул тут же, у ног Шустрова, тот прикрыл юнгу своим тулупом.

К Ханко подошли по чистой воде, но в густом тумане.

- Вставай, юнга, - Шустров разбудил Алешу, - Гангут!

Алеша вскочил. Солнце разогнало туман и поднялось высоко. Справа был близок скалистый берег, зеленый, весенний, изрезанный бухтами, заливчиками. Скал много, даже среди залива торчали горбатые валуны. Над скалами - мачтовые сосны, в расщелинах скрючились цепкие карликовые деревца.

Стая уток носилась над водой - заповедное царство птиц.

Вдали, на каменистой горе, над черепичными крышами, торчал острый шпиль кирхи и рядом - красная башня.